Уинстон Грум - Гамп и компания

не поделать. Так пусть они оставят себе, что взяли. Той ночью я сидел на одной из наших пристаней. Огроменный полумесяц поднялся над проливом Миссисипи и вроде как завис над водой. Я думал о том, что всего этого бы не случилось, если бы мама не умерла. Еще я думал о Дженни Каррен — как она там теперь с малышом Форрестом, моим сыном? Ведь я обещал ей мою долю в креветочном бизнесе, чтобы у малыша Форреста была малость деньжат, если ему когда-то потребуется на них опереться. И что мне теперь делать? Ведь я разорен. Ободран до нитки! Это плевое дело, когда ты молод и у тебя нет никаких обязательств. Но черт побери, теперь мне уже за тридцать, и я хотел сделать что-то хорошее для малыша Форреста. А что получилось? Я опять все запорол. И так всю мою жизнь.

Я встал и прошелся к концу пирса. Полумесяц по-прежнему просто болтался там над водой. Мне вдруг захотелось плакать, и я перегнулся через одну из деревянных свай, что держат пирс. Будь я проклят, если чертова гнилая свая не переломилась и не полетела в воду, увлекая меня за собой. У, черт. Опять двадцать пять — стою как последний дурак по пояс в воде. Мне тогда уже было на все наплевать. Даже если бы ко мне вдруг подплыла акула и с костями меня стрескала. Но никакая акула ко мне не подплыла, а потому я побрел к берегу и сел там на первый же автобус назад до Нового Орлеана. На свой пост в заведении со стриптизом я заступил вовремя.

Через день-другой старина Снейк закатился в «Ванду» где-то ближе к закрытию. Рука у него была замотана бинтами и уложена в лубок после того, как он долбанул меня по башке, но на уме у него было совсем другое.

— Блин, Гамп, — говорит он, — дай-ка я толком во всем разберусь. После всего того говна, которое ты в своей жизни понаделал, ты теперь ночной уборщик в таком вот гадюшнике? Ты что, блин, совсем спятил? Хочу кое-что у тебя спросить — бегаешь ты по-прежнему так же быстро, как тогда в университете?

— Не знаю, Снейк, — сказал я. — Я особо не практиковался.

— Тогда я вот что тебе скажу, — говорит он. — Не знаю, знаешь ты или нет, но я теперь разводящий в «Новоорлеанских Святых». И как ты, может, слышал, дела наши в последнее время совсем неважнецкие. Восемь игр мы просрали и ни одной не выиграли, за что нас уже «Новоорлеанскими Пустыми» зовут. В следующее воскресенье нам с «Нью-йоркскими Гигантами» играть, и если мы еще и девятый матч сольем, меня на хрен уволят.

— Футбол? — спрашиваю я у него. — Ты все еще в футбол играешь?

— Блин, идиот, а во что мне еще играть — в шашки на щелбаны? Теперь слушай сюда. Мы этим «Гигантам» в воскресенье один фокус покажем. И ты, по-моему, тут как раз кстати придешься. Ничего особого не потребуется — просто две-три хороших тренировки. Если справишься, твоя карьера сразу в гору пойдет.

— Ну-у, не знаю, Снейк. То есть, ведь я не играл в футбол с тех пор, как ты выбросил тот мяч в аут на четвертой попытке и мы продули чемпионат кукурузникам из…

— Блин, Гамп, прекрати мне об этом напоминать! Это же двадцать лет назад было! Никто уже давным-давно об этом не помнит — кроме тебя, понятное дело. Ты тут, блин, каждую ночь машешь шваброй в заведении со стриптизом — и отвергаешь шанс, какой раз в жизни выпадает? Да ты что, и правда псих?

Я хотел было ответить, что правда, но тут Снейк меня перебил и принялся что-то корябать на салфетке.

— Вот тебе адрес тренировочного поля. Приходи туда завтра в час дня. Покажи эту записку и скажи, чтобы тебя ко мне привели.

После того как он ушел, я сунул салфетку в карман и продолжил надраивать помещение. Той ночью, когда я вернулся домой, я лежал на кровати до рассвета, не спал и все думал о том, что сказал Снейк. Может, он был прав. В любом случае не вредно было попробовать. Я вспоминал те давнишние времена в университете штата Алабама, тренера Брайанта, Кертиса, Буббу и всех остальных парней. И пока я вспоминал, глаза у меня вроде как слезились, потому как это было лучшее время моей жизни, когда толпа на стадионе орала и ревела и мы почти всегда выигрывали все матчи. Короче говоря, утром я оделся, вышел на улицу и малость позавтракал, а к часу дня прикатил на велосипеде к тренировочному полю «Новоорлеанских Святых».

— Скажи-ка еще раз, кто ты такой? — спросил меня охранник, когда я показал ему Снейкову салфетку. Он дьявольски подозрительно меня разглядывал.

— Форрест Гамп. Я раньше со Снейком в мячик играл.

— Вот-вот, — говорит он. — Именно так все и говорят.

--">