Евгений Сельц - Заливной мусс из дичи

гуляли по хвойному лесу, играли в шахматы и лото. Ленин научил Миху застегивать лыжные крепления и подниматься на гору «елочкой». Инессе он преподнес вязаную спортивную шапочку с помпоном. Сам же носился по склонам как угорелый, показывая чудеса храбрости и горнолыжного мастерства. Но Инессу Смолкину пронять ему не удалось. Однажды она получила телеграмму от своего жениха Левки Давидзона (что-то вроде «Больше не в силах воздерживаться. Приезжай немедленно!») и уехала домой. Ленину пришлось довольствоваться обществом нелепого Михи.

Миха относился к той категории людей, которая создает общественный фон для страстных натур. Его характер был настолько мягок и податлив, что при желании из него можно было вылепить Франкенштейна. Чем Ленин, собственно, и занимался.

Миха был олицетворением покладистости, гением подчинения. Однажды, в порядке эксперимента, Ленину удалось убедить незадачливого друга в том, что Земля имеет кубическую форму, а горизонт является не чем иным, как одной из подвижных граней этого гигантского куба. Миха сначала смеялся, вспоминал Галилея и Коперника, указывал неуверенным пальцем на Луну, но в конце концов капитулировал перед несокрушимой убежденностью своего нового друга.

— Кому принадлежит ваша жизнь, Смолкин? — вопрошал Ленин за утренним чаем.

— Мне, — неуверенно отвечал Миха, чувствуя подвох.

— Глубокое заблуждение, — ставил диагноз Ленин. — Ваша жизнь принадлежит мне!

— Ну да! — протестовал Миха.

— А моя — вам, — лукаво улыбался Ленин.

— Ах, вот вы в каком смысле… — и Миха согласно кивал головой.

Однажды вечером Ленин заявил, что уезжает, и Миха заплакал. Ленин пришел в полный восторг. Он тут же переменил свое решение, лишь бы «не унижать своим скоропостижным отъездом благородного господина Смолкина». Миха на радостях сбегал за пивом, а Ленин за это поцеловал его прямо в губы. Так они перешли на «ты».

— Настоящая дружба должна быть грубой и темной, как хлеб и пиво, — говорил Ленин.

— Как пиво и хлеб, — вторил ему Миха.

— Настоящая дружба должна наполнять жизнь земным, я бы даже сказал, животным удовлетворением, радостью идейного сплочения с особью своего пола.

— Радостью с особью…

Ленин поднимал бокал с пивом и провозглашал:

— За тебя, мой сокровенный Смолкин!

Миха хватался за стакан чая, возносил его высоко-высоко и с блаженной улыбкой на подрагивающих губах шептал:

— Сокровенный Ленин мой, за вас, то есть тебя..

— Так кому же принадлежит твоя жизнь, умудренный Смолкин? — вопрошал Ленин, катая хлебные шарики.

— Вам, то есть… тебе… — вдохновенно отвечал Миха.

— Моя тоже, — хохотал Ленин и хлопал Миху по коленке.

В своем движении по пути современной Галатеи Миха последовательно прошел пять этапов: сопротивление Пигмалиону, игра с Пигмалионом, интерес к Пигмалиону, обожание Пигмалиона, преклонение перед Пигмалионом и, наконец, любовь к Пигмалиону. До помыкания Пигмалионом дело не дошло — Ленин был не настолько глуп, чтобы позволить себе попасть в ханжескую зависимость от кого бы то ни было. Даже от своего лучшего друга и ученика Михи Смолкина.

И все же Ленин очень высоко ценил свою работу. Он вложил в Миху целый комплекс идей и привычек, которые позаимствовал частью из своих весьма оригинальных представлении о жизни, частью — из любимых книг («Гамлет», «Декамерон», «Кодекс Наполеона», «Смерть Ивана Ильича», «Фантомас» и «Как нам обустроить Россию»).

Узнав Миху Смолкина поближе, Ленин довольно быстро отыскал в его системе координат подобающее для себя место. Это было место Хлои, беззаботно разгуливающей по зеленому лужку с влажными от божественной росы бедрами. Через месяц после отдыха на высокогорном курорте Миха Смолкин перестал постыдно конфузиться по ночам: с приснившимся Лениным этот номер уже не проходил.

— Что приготовить тебе на завтрак? — спрашивала жена. И Миха тут же задумывался о том, не заказать ли ему пива с гренками. Светлый образ Ленина вспыхивал в его мозгу, как праздничный салют, взлетал на недосягаемую высоту, наполняя Михино сознание восторгом и благоговением. Пахло свежезаваренным чаем. Миха отгонял от себя мимолетное видение и после мучительных колебаний произносил:

— Поджарь картошечку! Нет, лучше сделай омлет! Впрочем, давай картошечку… А может быть, все-таки омлет? Или лучше картошечку? А? Да ну тебя, Оля! Решай сама, в конце концов! Что, у меня нет --">