Петр Ореховский - Фетяска и Голубков

в убогом железном сварном киоске, поставленном, тем не менее, в центре города, на Социалистическом проспекте. Она даже перешла на полставки в техническом университете, чтобы работа не мешала бизнесу, и попробовала вести с реализатором-азербайджанцем не только деловую, но и интимную жизнь. Это ей, однако, не понравилось: её партнёр был простым горячим сыном Кавказа и заканчивал половой акт за три минуты, полагая, что всё остальное есть разврат и извращение.

Однако этого мимолетного любовника Фетяска уже не скрывала, бывая с ним в ресторанах, не ночуя иногда дома и даже выполняя работу продавца в его жестяной лавочке.

Деловой союз их продолжался ненамного дольше, чем интимный. В городе убили какого-то авторитетного вора славянской национальности, убийство приписали кавказцам, после чего начались обычные в таких случаях бандитские погромы, сопровождаемые тихой симпатией местной милиции. Азербайджанец в спешном порядке продал товар и своё место на Социалистическом проспекте и отбыл в неизвестном Фетяске направлении, обманув при этом партнёршу примерно на три тысячи долларов. Урон был небольшой, но обидный.

Скачок курса доллара в августе 1998 года был для кандидата экономических наук Фетяскиной громом среди ясного неба и поставил крест на её челночном бизнесе. Она вернулась на полную ставку в технический университет и обнаружила в себе огромный интерес к экономической науке… ей очень захотелось стать доктором наук. Этому способствовало замечательное свойство сохранения зарплаты доцента при уходе в научные сотрудники с одновременным снятием учебной нагрузки. Впрочем, вести занятия научный работник мог — но за отдельную плату…

Фетяска смело ринулась в омут современной экономической науки. Осталось найти научного консультанта, фактически — научного руководителя, и вот с этим возникли проблемы. Фетяска относительно быстро научилась выговаривать слова «макро- и микроэкономика», но с мультипликаторами, акселераторами и производственными функциями было жутко неудобно («Товарищи студенты, возведение в степень капитала или рабочей силы, применяемое в производственных функциях, не может иметь экономического смысла… Это формалистическое упражнение буржуазных экономистов, стремящихся затушевать сущность эксплуатации рабочего класса…»)

Фетяску никто не хотел консультировать: столичной профессуры она боялась, а местных немногочисленных корифеев науки отпугивала её замечательная деловая репутация вкупе с марксистско-рыночным жаргоном. И тогда она обратилась за помощью к ректору технического университета, в прошлом — специалисту по оптике. И он, конечно, согласился. Тот, кто когда-то учил советскую физику, знает о любой науке всё — разве нет?

В это же время на бывшую кафедру политэкономии N-ского технического университета прибыл беженец из солнечного Узбекистана, которому предстояло стать самой большой любовью Фетяски. Он был обладателем типичной интеллигентской фамилии Голубков, почти по Булгакову и Мавроди. Впрочем, в отличие от других представителей этой социальной прослойки, он считал мессира Воланда просто козлом, не признавая в нём нечеловеческой мудрости. «Москвичей испортил жилищный вопрос? — патетически спрашивал он. — Простите, а кого он не испортил? Мы жили в Намангане мирно-дружно с узбеками пятнадцать лет, я работал в местном университете и наблюдал, как это происходило…» Первыми, по словам Голубкова, узбеки пришли к месхетинским туркам, сказав, что им нравятся турецкие дома, так что пусть те выселяются. Когда месхетинцы отказались, начались погромы, сопровождаемые горячей поддержкой местной милиции. Потом были бухарские евреи, которые жили там полторы тысячи лет, когда ещё и узбеков-то как таковых там не было… «Когда же пришли ко мне, — продолжал Голубков, — я и не раздумывал. Покажите мне здесь узбека, я тоже хочу занять его квартиру…» — он всплескивал руками и понижал голос до трагического шепота.

Узбеков ему не показали, но выделили ссуду для покупки двухкомнатной квартиры — помог университет и Фетяска, замолвившая слово ректору. У Голубкова было двое детей и жена, обладавшая, похоже, незаконченным средним образованием. Судя по всему, она до переезда в Россию полностью полагалась на мужа, копируя восточных женщин. Голубков же был этакий писаный славянский красавец: русоволосый, высокий, с вислыми пшеничными усами. На кафедру основ --">