Сергей Милич Рафальский - Сборник произведений

на руках, перещупывая (довольно болезненно) ребрами край салатницы, перевалил на ту сторону и увидел, что кот Мурка, распластавшись от усилий, впиваясь — для упора — когтями в паркет, оттаскивает своего пассажира подальше от рокового края. Рядом с его черной шубкой возникли вдруг по-восточному загнутые носки шитых золотом домашних туфель, от которых уходили вверх полы богато-пестрого, как у сказочных чародеев, кашмирского халата. Кто-то заботливо взял Александра Петровича подмышки, помог ему встать на ровные ноги, и Вадим Александрович — это был он — сочувственно осведомился у пострадавшего, как тот себя чувствует.

Все еще тяжело дыша, заикаясь и путаясь в словах, Александр Петрович стал горячо благодарить, но Махоненко отрицательно замахал настойчивой рукой: «Я здесь, голубчик, ни при чем! Это все он (кивок в сторону Мурки), Вы попали в такой прорыв времени, что только животная сила могла вернуть вас обратно в эту жизнь!»

Александр Петрович обратился к Мурке, но тот иронически посмотрел на него зеленым полыханьем своих огромных глаз и, усевшись поудобнее, с полным безразличием к человеческим чувствам и делам, стал старательно облизывать и расправлять свой пушистый хвост.

Ощущая вокруг себя величественные пространства какого-то огромного здания, Александр Петрович с недоумением осматривался: «Где это мы?»

Вадим Александрович наклонился к его уху и зашептал:

«А-тлан-ти-да!»

«Она ведь потонула десять тысяч лет тому назад?!»

«Это первая. А вторая пока что еще только собирается… И это — сокровищница ее духовных богатств…»

И, хотя Александр Петрович выразиться не успел, как будто предупреждая возражение, Махоненко ласково обнял его за плечи: «Вы, голубчик, рассуждаете по-русски, для вас духовность — это нечто вроде голубых курений или золотистого облака над вознесенной душой. А они это золотисто-голубое уплотнили, материализовали, отточили, отгранили, отчеканили, отшлифовали и вот полюбуйтесь: диалектика Гегеля!»

Александр Петрович и впрямь залюбовался находящейся перед ним витриной, в которой на голубой — космической — черноте переливались разноцветными холодными лучами бесчисленные грани чего-то напоминающего исполинский бриллиант.

«А на другой стороне зала то, что из нее получилось!»

«Кому-кому, а уж нам, русским, слишком хорошо известно, что из нее получилось! Правда, для нас ее поставили на голову, но подлинно хорошая вещь во всех позициях хороша, а сволочь — как ее ни поставь, все равно сволочью останется?»

«Нет, дорогой мой, — запротестовал Вадим Александрович, беря между тем Мурку на руки, — у нас и у них — это, как выражались в Одессе, две большие разницы. Мы приняли эту диалектическую религию по-варварски: вполне всерьез и прямо на голую душу. Не удивительно, что она в духовности целых поколений прожгла жуткую дыру. У Атлантов же на душе толщенный слой отложений (если угодно — навоза) от всех предыдущих диалектик, так что острые грани новой до живого, так сказать, «мяса» не добрались и разложились на жирной поверхности бесчисленными практическими полезностями. И вот они все перед нами!»

Александр Петрович с немым и недоуменным возмущением стал разглядывать необъятные шкафы, полки, прилавки, разглядывать, ничего по-настоящему не замечая (до того всего было много). В конце концов глаза его остановились на весьма странной машине. На первый взгляд, это было нечто вроде раскрытого третьего гроба Тут-Анк-Амона или пресловутой (недоброй памяти) «Нюрнбергской девственницы», только внутренность вместо пыточных ножей устилала нежная, телесного цвета муссовая подкладка, а задняя стенка (дно, т. е.) гроба или ящика имела совершенный вид распростертого женского тела, со всей его животрепещущей и весьма убедительной пластикой. Но предполагаемое лицо закрывала пластмассовая доска с разного цвета рычажками и кнопками.

«Что это такое?!» — изумился Александр Петрович. (Ему показалось, что Мурка при этом презрительно зашипел.)

«Машина для сексуального удовлетворения, — спокойно ответил Вадим Александрович, продолжая разглаживать как будто вставшую на дыбы шерсть Мурки, — белый рычажок регулирует более или менее быструю пульсацию псевдовлагалища, кнопки управляют его диаметром и температурой, а красный рычаг вы отжимаете до отказа в момент оргазма. Тогда машина сама ускоряет ритм пульсаций, соответственно щекочет и сжимает и, в конце --">