Библиотека knigago >> Проза >> Современная проза >> Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр


СЛУЧАЙНЫЙ КОММЕНТАРИЙ

# 2159, книга: Переписка 1815-1825
автор: Александр Сергеевич Пушкин

Шедевр эпистолярного жанра, "Переписка 1815-1825" Александра Сергеевича Пушкина дает читателю бесценную возможность заглянуть в мысли и чувства великого поэта, мыслителя и политического комментатора. Собрание писем, написанных Пушкиным в период формирующей юности и ранней зрелости, представляет собой увлекательный и проницательный взгляд на бурные политические и социальные преобразования в Европе и России начала XIX века. Пушкин был блестящим полемистом и острым наблюдателем, и его...

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА

Голубой карбункул. Артур Игнатиус Конан Дойль
- Голубой карбункул

Жанр: Классический детектив

Год издания: 1991

Серия: Библиотека приключений и научной фантастики

Евгений Борисович Белодубровский - Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр

Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр
Книга - Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр.  Евгений Борисович Белодубровский  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр
Евгений Борисович Белодубровский

Жанр:

Современная проза

Изадано в серии:

неизвестно

Издательство:

неизвестно

Год издания:

-

ISBN:

неизвестно

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр"

Аннотация к этой книге отсутствует.


Читаем онлайн "Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр". Главная страница.

Евгений Белодубровский Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр

Книгаго: Блок, Набоков, Бенедикт Лившиц, Маша и филёр. Иллюстрация № 1 Однажды Блока пригласили в Тенишевское училище — стихи свои читать. Ну вот, собрался он и пошёл. Идёт себе с Офицерской на углу Пряжки прямо аж на Моховую. А это довольно далеко: из Коломны почти, — да на Фонтанку шпарить.

Поэт всё-таки. А вдруг что-то такое — поэтическое, беспокойное, бессмертное, быть может, в светлую голову придёт (неожиданно так, необъяснимо!). Иль барышня какая в ажурных чулках на босу ногу, с папироской, с тревожным взглядом и трещинкой в голосе навстречу повстречается. А ты, что называется, на ходу — ни карандашика тебе тут не достать. Правда, огрызок таковой всегда был при нём на донышке шитого («бар-скова» — как сказали бы, не сумлеваясь, блоков-ские шахматовские крестьяне) портмоне, подарок — то ли нимфодоры Анны Городецкой, то ли художницы Эн-Эн («nn») Нолле-Коган. О, эта «Незнакомка» — Nolle Gogan… Не все, отнюдь не все женщины так жаловали Блока, как она самая. Все сандалии, поди, начисто стоптала в том подъезде, где теперь на углу Музей.

Да! Всё это, конечно, в другом шкапу вместе с пряжками, стильными подтяжками и шляпой италианской осталось — ни бумаженции какой под рукой, как у нормальных людей (разве только на ладони, ногтем, эдак по-пушкински в кармане нацарапать пару-другую горячечных метельных строчек). А кому потом, кстати, такую вот «рукопись» загонишь? Даже и Благословенный Пушкинский Дом такое не хранил и не хранит поныне! Правда, посмертный окурочек Блока — папироска такая чуть ли не с золотым обрезом и, — чуть ли не от самого «Дяди Михея» Поставщика Его Величества Двора — там. Реликвия превеликая. И содержится на особом хранении, на почётном месте, то есть

под лампадой Тургенева

Виардо

и с очками цензора Гончарова

рядом

мечта курильщиков антиквариата,

не приведи Бог, кто выкурит невзначай,

в минуту трудную, одинокую…

Нет ни лампы под абажуром «plisse», в гармошку, ни стола рабочего, бекетовского, ломберным зелёным сукном подбитого.


Ни, наконец, вдохновляющих его — вдохновенных пьяных криков коломенских офеней и фабричных трудяг, трамвайной трескотни, ни хохота завёрнутых в белое — блаженных и безумцев за решётчатым окном пряжкинской психбольницы.

А всё это было накануне зимы.

А, может быть, даже и — осени.

Известно только, что было сиверко…

И Блок, заместо своей италианской «на выход» дон-кихотской гамлетовской шляпы-панамки (без тульи, но с глухой батистовой лентой), которую он с маменькой когда-то прикупил в Равенне, простудившись у скромной могилки Данте, и что ныне валяется в другом шкапу в передней на Пряжке с пряжками, подтяжками и шитым — Нолле-портмоне с огрызком химического карандашика в кармашке, нахлобучил на голову что-то такое этакое балахонистое. Да ещё с капюшоном. Типа мантии. Или «редингот» едва ли не из заброшенного (бросившего его и Маму) гардероба Отца — Правоведа, человека Печального Образа и тоже, что называется, с большими странностями. Как-то так само получилось. Но мы-то знаем как: Александр Александрович по природе своей очень не любил опаздывать, сказывалась немецкая кровь прапрадедушки.

Ну вот идёт он и идёт. Людей вокруг — маловато, хорошо, одиноко. Такой идёт. Мрачный! В мантии с капюшоном! Как Мефистофель или как сам Данте Алигьери «чем-то промышляющий на скалах» (см. Мандельштамовский «Разговор о Данте»)!

Царь!

Только нос торчит.

Красивый Нос Блока!

И бормочет что-то! Кое-кто из встречных-поперечных шарахается, как никак — а от Пряжки идёт Человек, с той блаженной стороны!

И в задумчивости! Мало ли что! Время-то необычное, военное… Шпионов да филёров повсюду — тьма! Не знает же прохожий люд Садовый, что все они — Поэты — от мала до велика — сочиняют свои песни — бормоча… А берут, как известно, кто — из сора царскосельской Музы и одесситки Анны Ахматовой (Ани Горенко), а кто посмелее, да понахальнее — так шпарит прямо из арзерумской корзины Пушкина — «прапраэфиопа!»

Широко шагает Блок, курлыкает себе! Высокий был ростом… Ничуть не ниже ни Маяка-Маяковского, ни Корнея-Чука-Чуковского; маленьких ростом --">

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.