Петер Хандке - По деревням

не вышло, но все равно: главное, что он тут побывал. Несколько лет спустя между мною и братом произошел разрыв. Причиной послужило то, что он стал доставлять родителям неприятности, выходившие уже за рамки деревенских норм. В итоге по моей инициативе ему было отказано от дома. Вся сцена выглядела так: я стою в проеме дверей, отверженный – на отдалении, у самого края участка, рядом с соседским домом, между нами – пухлая сумка с его вещами, которая была выставлена ему под нос, когда он утром вернулся после ночной гулянки. Молчание за моей спиной внутри дома, где еще только что звучали почти беззвучные жалобные причитания по поводу несчастного сына. Я крикнул брату:

– Если посмеешь еще раз переступить порог, пристрелю на месте!

Он только язвительно ухмыльнулся, ибо в нашем доме отродясь ружья не водилось и стрелял я до сих пор разве что по искусственным цветам в местном тире на воскресном базаре.

– Чего маячишь там? Ходи сюда! Я тебе вдарю как следует! – крикнул он в ответ.

При этом ни он, ни я не сдвинулись с места: я продолжал стоять на пороге, он продолжал стоять во дворе, мы обменивались на расстоянии разными угрозами и ругательствами, а ночью он действительно забрал свою сумку и отправился куда-то за границу, гастарбайтером, – поселился в каких-нибудь бараках на окраине большого города. И тем не менее в памяти эта сцена раздора запечатлелась как нечто ненастоящее, как чистой воды театр. Уже в процессе перепалки я с трудом удерживался от смеха. Мы могли бы спокойно в любой момент прерваться и, выкинув все происшедшее из головы, отправиться вместе выпить по кружке пива. При всей безобразности разыгравшегося скандала, ответственность за который целиком лежала на брате, мы, в сущности, ничего не имели друг против друга, решительно ничего, даже в самый момент ссоры! Но игру нужно было довести до конца. Окончательного разрыва все равно не произошло. Нередко он являлся мне во снах, я мысленно беседовал с ним, и это тоже было своего рода общение. Встреча у могилы родителей не то чтобы стала моментом примирения, она лишь подтвердила, укрепила нашу связь, принеся успокоение и, кроме того, уверенность: никогда мы не скажем больше друг другу ни единого дурного слова. Ведь я знал, что и сам, наверное, вел бы себя еще почище брата, если бы удача не вырвала меня из предначертанного круга жизни. Брат любит свою жену и своего ребенка как спасителей. А родительский дом стал для него своеобразной резервацией: он не хочет больше оттуда никуда уходить и сразу после смерти родителей испросил позволения остаться там до конца своих дней. В свое время, на кладбище, я увидел брата новыми глазами: из непутевого балбеса он превратился в гордого человека, в котором вместе с тем была нездешность. И дело было даже не во взгляде, а в запахе, запах же держится дольше. Письмо с просьбой отказаться от дома в пользу сестры – загадка, хотя, впрочем, и не загадка, ибо, когда мы с ним в тот день обнялись, я уловил исходивший от брата запах вечной жертвы.

НОВА

Ты начал рассказывать о брате и сестре, а теперь все говоришь только о брате.

ГРЕГОР

По сравнению с нами обоими сестра не несла в себе никакой опасности, никаких тайн и была безобидной. Для своей профессии или для своего положения она не была «типичной»: ее никогда нельзя было бы назвать «продавщицей». Стоя за прилавком нашей лавки или потом на этаже универмага, она, когда бы я ее ни навещал там, выглядела скорее как практикантка или как хорошая знакомая кого-нибудь из продавцов, которые все имели официальный вид. В отличие от них, моя сестра всегда казалась расслабленно-беззаботной. Она продавала не без охоты, но вместе с тем без особого усердия и рвения. И почерк, которым она заполняла товарные чеки, всегда был очень детским. Сама она, кстати сказать, никогда всерьез не мечтала о продвижении, довольствуясь мелкими должностями. Мне же никогда не приходило в голову ее жалеть. И тем не менее после каждой такой встречи в памяти надолго оставалось одно: взгляды, которые бросали издалека в ее сторону либо владелец лавки, либо соответствующий обслуживающий персонал универмага, когда она позволяла себе вести со мной, хотя я не был клиентом, продолжительные беседы частного свойства, вместо того чтобы ограничиться коротким приветствием. Дневной свет в такие моменты словно отключался: оставались только поблескивающие металлические стойки с пестрой одеждой, линолеумный пол и --">