Владимир Игоревич Баканов - Черное чудовище

Владимир Баканов Черное чудовище

Это был самый обыкновенный человек лет сорока пяти, с хорошо поставленным бархатным голосом, с мягкими, порой изысканными манерами, в дорогом, явно пошитом на заказ темно-синем костюме. Целый день пробродив по взморью, он наконец снял комнату с верандой в Лиелупе.

Хозяйка дома Эмма Августовна угадала в нем отставного военного: его осанка была прямой, а маленькие усики аккуратно подстрижены. Но представился он просто: Марк Григорьевин Спивак. Она еще подумала: не женат ли? Нет, скорее холостяк или даже вдовец. Возможно, одинокий офицер, приехавший в Ригу в отпуск.

Первым делом новый постоялец попросил телефонную книгу и удалился к себе. Эмма Августовна очень удивилась бы, узнав, что он выписал около десятка телефонов вместе с фамилиями владельцев. Все телефоны принадлежали женщинам.

Марк Григорьевич вышел в душно-ароматный сад, уже наполовину скрытый сумерками, вернулся в комнату и проверил, везде ли вытерта пыль. Потом распаковал чемодан, достал бутылку вина «Мурфатлар» и серебряный кубок с выгравированной надписью «Майору Спиваку М.Г. за отличную стрельбу. 1984 г.» и, захватив предложенный хозяйкой кофе, вышел на веранду.

Там были радио и телевизор, но он не стал их включать. У стены стояла книжная полка, но он не взял ни одной книги.

Он просто удобно расположился в кресле и, время от времени потягивая кофе, стал листать записную книжку. Несколько страниц были исписаны аккуратным почерком телефонами абонентов от Саулкрасты до Кемери. Первой в списке стояла Боровая Е.И.

Марк Григорьевич налил в стакан «Мурфатлара» и придвинул к себе телефон. Короткое молчание, а затем, вместе со знакомым чувством возбуждения, пришли гудки. Его рот пересох, и он с трудом сглотнул,

Кликанье, и голос произнес:

— Алло.

Теплый женский голос, глубокий и приятный.

— Вы слушаете меня?

— Да, да. Кто это?

Он начал говорить — спокойно, тихо, своим хорошо поставленным бархатным голосом, сперва очень туманно, с тончайшими намеками на двусмысленность, затем прямо перешел к делу, посягая на скромность, оскорбляя честь.

Лишь через некоторое время она опомнилась и оборвала:

— Кто вы? Что вы несете?

Тогда начались ругательства, все грубее и грубее, все непристойнее и непристойнее по мере того, как росло возбуждение. Он наслаждался ее ужасом и отвращением. Удачный звонок — прошло не менее четырех минут, прежде чем она повесила трубку.

Марк Григорьевич отодвинул телефон и, отпив вина, расслабился в кресле. Пульс постепенно успокоился, возбуждение спало. У имени в блокноте он поставил галочку.

В тот вечер он сделал еще три звонка. Первая сразу же бросила трубку. По второму номеру его слушали очень внимательно; он скорее ощутил, чем услышал присутствие другого человека, руку, закрывающую микрофон, и просьбу позвонить в милицию. Он разочарованно отключился.

Но третий звонок… Самый приятный за вечер. Сладкоголосая девушка, чье искреннее смятение было отмечено любопытством и даже увлечением; невинность, жаждущая быть искушенной.

У этого имени он поставил крестик. Надо будет к ней вернуться.

Как всегда после звонков он чувствовал себя усталым, но довольным. Пора и спать.

Следующий день Марк Григорьевич бродил по побережью, загорал в дюнах, зашел в пивную «У Эдгара» и даже сидел в «Вигвамах». Он почувствовал, как крепнут силы, пробуждается знакомое беспокойство. Несколько раз он бесцельно выходил на веранду и с тоской смотрел на телефон, черный и молчаливый.

А может быть, лучше завтра утром? Воскресное утро… они будут лежать в постелях, сонные и податливые… Но нарастающее напряжение требовало разрядки немедленно. Он включил телевизор — передавали последние известия. Слова и картинки мелькали, не привлекая его внимания. Половина десятого… Неторопливым чеканным шагом он пересек комнату и выключил телевизор. Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим пением птиц. Тишина и телефон.

Ему не везло. Три раза подряд трубку вешали прежде, чем он успевал произнести пару слов. А напряжение росло и требовало разрядки.

На четвертый раз ответили сразу же. Как будто она стояла у телефона и ждала его звонка.

— Да, слушаю.

Голос был молодым, но каким-то усталым, безжизненным.

Он заговорил; все быстрее и быстрее, все громче и возбужденнее. Это говорила жаждущая выхода энергия, в течение года подавляемая ночными --">