Анри Труайя - Сын неба

Анри Труайя Сын неба

Анатоль Филатр был сороколетним мужчиной печального вида, на бледном лице выдавался грубо скроенный нос, глаза были круглыми, как у волнистых попугайчиков. Из-за его усов, подстриженных в виде арки, как у китайцев, его прозвали "Сын неба". Примерный муж и отец, Сын неба, перебивался непостоянными заработками.

Всегда измученный, немногословный и угрюмый, он изо дня в день добывал пропитание для своей худосочной детворы. Он брался за любую работу: продавал на улице в холод и зной зонтики и трехцветные шариковые авторучки. Участвовал в массовках на киностудиях в пригородах Парижа. Последняя работа была самая выгодная. Филатр любил магию декораций и экзотических костюмов, ему нравилось соприкасаться с кинозвездами, чувствовать роскошный вкус грима на своих усах, умиротворенную усталость, когда он возвращался с «коллегами» в метр

Он не отказывался ни от какой роли; будь то почетный немой гость южно- американского посольства, завсегдатай обкуренного бистро в порту Гавра, бурлак в лохмотьях с берегов Волги, и даже евнух в гареме с непристойнными бассейнами. Но кого бы он ни изображал: министра, хулигана, мужика или евнуха, он всегда оставался отцом семейства. И такая внешность не давала ему возможность играть более значительные роли.

Положение неудачника усугублялось тем, что его брат, Филатр-старший, который не был более умным или предприимчивым, сумел достичь больших успехов в торговле. Старший братец, холостяк и астматик, возглавлял молочный заводик "Задумчивая телка", "орошавший" своими молочными реками, маслами и пр. более 47 департаментов Франции. Конечно, он мог бы предложить Анатолю место комерческого директора, но оба брата не общаются уже 15 лет из-за ссоры, связанной с каким-то псом, оставленным на попечении одним и погубленным другим. Дело кончилось тем, что старший брат отказывался принимать у себя Анатоля, а Анатоль категорически запрещал своей семье употреблять молочные продукты "Задумчивой телки". Правда, Сын неба часто сожалеет об этой абсурдной ситуации, которая держит его вдали от молочного завода, особенно при отсутствии постоянного заработка, но он горд, и не хочет взять на инициативу примирения на себя.

— Ты хотя бы подумал о своих детях! — говорит ему иногда жена

— Я думаю об их чести, — отвечает Анатоль.

— В доме ничего нет!

— У нас осталась совесть.

Анатоль предчувствует этот патетический диалог, возвращаясь домой дождливым ноябрьским вечером, где в тесноте квартиры его ждут сердитая жена и четыре отпрыска. День прошел плохо: ни киностудия Жуанвиля, ни фабрика резинок для трусов, ни магазин пылесосов не нуждались в его услугах. Такая полоса неудач беспокоила Сына неба, ибо у него в кармане всего лишь 10 франков, а ему угрожают отключить электричество за неуплату. А еще утром, глотая свой жидкий кофе, он обещал жене:

— Матильда, ты можешь рассчитывать на меня. Сегодня вечером я вернусь с деньгами в бумажнике.

Вечер наступи, но бумажник Анатоля Филатра не обогатился ни одной купюрой. Напротив, его дневные траты составили 4 франка 75 сантимов.

— Катастрофа! — вздыхал Анатоль Филатр, — Катастрофа…!

Небо ему сочувствовало. Дождь лил как из ведра. Витрины магазинов оплакивали крупными каплями свои обветшалые товары. И прохожие как крысы пробегали вдоль угрюмых фасадов домов. Анатоль Филатр остановился передохнуть напротив похоронного бюро, владелец которого, месье Пилат, был его старым однокашником лицея Пуарье.

Пилат как всегда стоял на пороге своей конторы, дерзкий и жирный, как консьерж в доме терпимости. Он имел важный вид, несмотря на маленький короткий носик и нависшие брови. Черная холеная борода, блестящая и жесткая, обхватывала его подбородок как туфля.

— Ну что, месье Филатр! Как ваш улов? — спрашивает Пилат, обращаясь к Сыну неба на "вы", и протягивая ему презрительно только три пальца руки для рукопожатия.

— Мизерный! — вздыхал Сын неба.

И смотрел с холодным отвращением на этого человека, благополучие которого зависело от количества проданных гробов. Анатоль Филатр был натурой чувствительной, он не может свыкнуться с мыслью, что этот бородатый могильщик был когда-то озорным мальчишкой, его школьным товарищем и воришкой, они вместе играли в шарики или в плевки.

— А ваш брат, месье Филатр, как кормилица, все молочком кормит? — спрашивал Пилат.

— Ну, да!

— А --">