Эрве Базен - Зеленый храм

Эрве Базен Зеленый храм

I

Моя дочь и я шли уже два часа, на нас были костюмы из саржи, перекрашенные в темно-зеленый цвет, за плечами болталось по сумке того же цвета, а на груди висели бинокли; рядом с нами, не жалуясь на усталость и царапины на голых ногах, шагал маленький Леонар; я не мог простить себе, что затащил его так далеко. Мы — километрах в пяти от Лагрэри, в самом центре этого края, поросшего худосочным, низким кустарником, который перемежается с болотами, покрытыми колючими растениями; здесь нет ни просек, ни тропинок, а лишь неразличимые проходы между болотцами и кустами, и выбираешь их наугад. Я с удивлением заметил у корней одного вяза с ободранной корой и порыжевшими листьями погибающего, как все его французские братья, редкий и странный на вид гриб. Я склонился над ним, это было маленькое чудо: он весь светился от дряхлости, хотя и был ярко окрашен, и от него шел дурной запах. Клер навела бинокль на пищуху, которая с завидной легкостью взбиралась по стволу, склевывая гусениц. Но вот она обернулась и прошептала:

— Слышишь?

Я поднял голову и прислушался к тому, что донесло до нас теплое дыхание сентября — месяца, когда в воздухе порхают легкие дуновения. Если верить мху, растущему у подножия деревьев, более густому с этой стороны, ветерок веял с севера, оттуда, где находится Большая Чаща — массив кустарников; тут обычно охотятся с гончими, а дальше охота уже прекращается, так как там лошади вязнут и могут провалиться в какое-нибудь из этих коварных озерец с такими низкими берегами, что под травой не вполне видны его границы; после мартовских ливней и августовских бурь эти озера выходят из берегов и соединяются в один большой водоем, выразительно названный «Болотищем».

— Это на флейте играют? — спросил Леонар.

Он тоненький, почти бесплотный, так что вполне можно понять его маленьких и таких жестоких приятелей, прозвавших Леонара Палкой; он улыбается одними уголками серых глаз, эта улыбка появляется у него всегда, когда он о чем-нибудь говорит. И впрямь, это похоже на флейту, только неизвестно, что за фавн, притаившийся меж болот и кустов, играет на ней. Отдавшиеся более сильному току воздуха, отчетливо слышны первые ноты мотивчика, фигурирующего во множестве учебников, а так как я часто касаюсь клавиш и память у меня более верная, чем рука, то я тотчас же вспоминаю слова: «О, красавица, всегда та же и вместе с тем другая»… Клер, Леонар и я смотрим друг на друга, брови у нас ползут наверх. По мелким кусочкам коры, падающим с корявой сосны, на которой блестит старая смола, я мог бы, будь у меня время, найти белку, грызущую шишки и прерывающую свою работу, потому что ее обеспокоило это соло. Артист уже играет где-то в другой стороне, в другой тональности. Этому тоже учат детей на уроке сольфеджио: Old Mac Donald had a farm.^[1]

— Минуточку. Иди за моим ярлыком! — предлагает чернявая Клер, цвет лица которой, унаследованный от матери, не оправдывает ее имени.^[2]

«Ярлык» фабриканта, пришитый к заднему карману ее брюк, заправленных в черные резиновые сапоги, маячил передо мной от самой буковой опушки. Я долго вел ее за собой, теперь она ведет меня; она самая что ни на есть девчонка, я никогда не собирался делать из нее мальчика, о котором сначала мечтал; однако я привил ей, еще задолго до моего ухода на пенсию, пользуясь своими отпусками, вкус к длительным прогулкам по лесам, где мы собираем целебные травы, грибы, землянику, орехи, но чаще всего смотрим. Мы — это люди, умеющие видеть, в отличие от тех, что проходят мимо всего с открытыми, но не зрячими глазами, мы относимся к числу подлинных созерцателей, людей, ни во что не вмешивающихся, ничего не коллекционирующих, даже ничего не фотографирующих, но умеющих различить сто разновидностей бабочек, птиц, зверьков, заметить, как козочка прячет от них свою рыжину, а уж проглатывает медяницу, как красноголовый дятел выстукивает мелодию своей брачной ночи на краю дупла, найденного им для своей самки.

— Сейчас направо, возле торфяника?

Верный своему принципу — говорю в лесу как можно меньше, ибо рот — враг глазу, я отвечаю лишь прищелкиванием языка — да. Мы продвигаемся вперед, раздвигая ветви, стараясь, чтобы ни одна травинка не хрустнула, обходя лужи так, чтобы не вытаскивать с хлюпаньем ноги из грязи. Огибаем торфяник, теперь предстоит пройти через Малую Верзу, отводной канал, окаймленный перепутавшимися --">