Денис Александрович Маденов - Истощение судьбой

собой, яркие, сочные; лимоны, спелые кисло-жёлтые; яблоки, сладкие и звонкие, и многое другое, что вы знаете лучше меня – расхватывался буквально с порога, а казна продавца увеличивалась на баснословные значения. Магазины рождали одних прохожих и поглощали других на протяжении всего дня, и это был непрерывный процесс.

Ярмарочная улица кишела людьми и вечером, так как сумерки не останавливали от желания покупать и продавать, вот только сегодня она была пуста: лишь один бородатый араб курил папироску у входа, видимо, в свою собственную лавку. Всё это, мягко говоря, озадачило вышедшего на остановке N-a. Помимо того, что ожидания юноши не оправдались, стало как-то слишком холодно. Молодой человек быстро зарылся в кашне и пошёл по пустынному маршруту домой. Точнее, его ноги должны были привести его самого в конце концов к карнизу знакомого здания, однако N не знал, как скоро придет этот момент. «Я понимаю – Леонид: ему вообще, судя по внешнему виду, нельзя часто гулять. А как же тот парень в разноцветном шарфе и родинкой на лбу? Неужели и его я не увижу? А седой мужчина, в морщинах, без щетины, с прижатым будто магнитом носом, с которым мы обменялись улыбками, когда я спросил его, сколько времени сейчас, хотя я сам мог посмотреть время на своих часах. Я это сделал с великим искусством, я ведь помню, что ему сказал, правильно слова подобрал… Я произвёл впечатление! А милая голубоглазая барышня с приятными, карминовыми губами и кругленьким лобиком? Она разглядывала меня, когда я повернулся на неё и застал врасплох. Или странный мальчик, который ходит, развернув ступни в бок. Как вообще так можно ходить? Чего сложного: ставишь ногу прямо. У него ещё руки болтаются как макароны… Где он? И почему в автобусе на меня никто не посмотрел?»

Темноволосый, с берилловыми застывшими глазами, человек прошел вдоль витрин закрытых магазинов, пересёк дорогу и оказался у Центрального пруда. Проходя сквозь аллею обнаженных деревьев, N оглядывался по сторонам, прижимался то к одному, то к другому краю дорожки, но не находил живой души. По темной водной глади пруда катались утки, но не люди. Людей не было ни за деревьями, ни под лавками – нигде. Пройдя ещё одну аллею, молодой человек вошел во двор, в подъезд и, наконец, в свою квартиру. Безмолвно переодевшись и лёгши в постель, молодой человек пробыл с раскрытыми веками минут десять. Волнения ветра чередовались с очень откровенной, глухой тишиной. N лежал без движения. Во всём доме не слышалось ни шороха. Ведь это поистине очень странно: каждый человек, все жители города, которые, как хлебосольные хозяева, должны были принять N-а – званого, долгожданного, широко известного, достопочтимого гостя, – пропали и сейчас находились непонятно где.

В воздухе что-то поменялось… Вместе с шумом ветра до юноши донеслись чьи-то слова и дородный смех. На лице господина N сдвинулись брови. Он встал, оделся, и, пока собирался на свежий воздух, слышались все более явственно разных тембров голоса, людской шум. Звуки становились сильны настолько, что можно было подумать, соседи со всего дома устроили пикет прямо под дверями молодого человека. Выбежав на улицу, N остановился посреди тротуара, губы его задрожали и растянулись в улыбку. Глаза юноши увлажнились, и он сорвался, побежал по знакомым маршрутам, радуясь появлению людей – такому же внезапному, как и их исчезновение ранее. Что-то, впрочем, было не то в этих самых прохожих: некое холодное устремление и прямой, безразличный взгляд. N совсем забылся и потому не осознал, как попал на главную улицу города. Люди здесь обыкновенно играли, шутили, питались внутри кафе и снаружи на удобных плетеных стульчиках за круглыми столиками. По общему впечатлению и детальному описанию это был родственник Невского проспекта. Это сходство отмечали многие и, как следствие, в шутку, конечно же, называли иногда данный бульвар по имени гоголевской греховодной улицы. Мистер N, с радостью на устах, припрыгивая, встречал глазами людей, но вспышка настроения быстро угасла. Молодой человек заметил полное равнодушие в глазах окружающих. Он остановился, губы дрогнули, а глаза его выразили удивление, затем – страх.

Юноша шел навстречу прохожим, рассматривая их фигуры от макушки до пят, заглядывал в лица. Люди непреклонно двигались по своим чётко спроектированным прямым линиям, как механические устройства, на N-а, пихали плечами, толкали всем телом, сбивали с ног. К горлу подступало отчаяние и --">