Барбу Делавранча - Избранное

радикального, революционного преобразования порядков в стране. Он верил в возможность «образумления» господствующих классов. Участие Делавранча в политической борьбе буржуазных партий на долгие годы отвлекло его от литературы. Новым толчком к литературному творчеству явилось для писателя мощное восстание румынских крестьян 1907 года. Трагедия крестьянства заставила его, как и всех других передовых людей того времени, вновь задуматься над глубоким смыслом происходивших в стране событий. Делавранча ищет ответа на животрепещущие вопросы современной ему действительности в героическом прошлом народа. В 1909—1910 годах он создает драматическую трилогию «Закат солнца», «Буран» и «Утренняя звезда», в которой, как справедливо отмечает современный румынский литературовед Аурел Мартин, писатель «противопоставляет обществу, насквозь пропитанному смрадом золота и бездушия, светлый образ боевого прошлого народа».

Настоящий сборник знакомит советских читателей с рядом известных новелл, рассказов и очерков Делавранча, классика румынской литературы, имя которого живет в сердце народа освобожденной Румынии.

Ион С. Василенко

СУЛТЭНИКА

I

На левом берегу Доамны в деревне Домнешть стоит на отшибе домик, белый-пребелый. Вокруг окон узоры, расписанные красной и синей краской; дверные косяки и притолока сверкают белизной, завалинка старательно обмазана глиной; на коньке поскрипывают при каждом порыве ветра два флюгера. Двор окружен изгородью из орешника; во дворе амбар из букового дерева, загон для скота и конюшня, фундаментом которой служат четыре толстых бревна.

При жизни самого хозяина — Киву — дом его был полная чаша. Покойник был человеком зажиточным, но несчастная вдова его, оставшись одна, руководилась в житейских делах, как это часто случается с женщинами, более чувством, нежели разумом. Теперь она была в полном смятении, думая о судьбе своей дочери Султэники, совсем уже взрослой девушки.

Раз не повезет человеку в чем-нибудь, так и все у него из рук валится.

У бедной старухи выступали на глазах слезы, когда она смотрела на многочисленные, теперь опустевшие пристройки. Она не нищенствовала, но коли едва сводишь концы с концами, то это уж не жизнь, а мученье.

Два бычка, корова, два жеребца, десять овец и баран — разве это не бедность, ежели в хозяйстве прежде держали восемь пар быков венгерской породы, шесть коров, и у каждой вымя с ведро, девять резвых коней и большую отару овец, которые, спускаясь с гор, оглашали блеянием долину реки.

II

Начало декабря.

Валит снег, мелкий и частый, будто в небе муку просеивают, и резкий ветер разносит его во все стороны, слепя глаза. Под глубоким покровом снега спят холмы. Дальний лес одет голубоватой дымкой, деревья словно осыпаны цветом абрикосов и слив. Глухой шум проносится по холмам и теряется в глубоких долинах. Небо хмурое. Стаи ворон, подгоняемые ветром, каркают, спеша к лесу. Вьюга усиливается, ветер гуляет по холмам. Вечерние сумерки ложатся на землю темным погребальным покровом.

Река Доамна, пенясь, стремительно несет свои воды, сердитый шум ее тонет в вое ветра; большие льдины и толстые коряги ударяются о сваи моста.

В такую метель редко кто пройдет по деревне. Дороги занесены снегом, едва виднеются тропки шириной с лопату.

Но тропинка, ведущая от примэрии^[1] к корчме, расчищена весьма старательно.

В окнах домов мигают желтоватые огоньки коптилок. В деревне необычная тишина — непогода точно сковала ее. Только во дворе корчмы хрипло лают два сторожевых пса.

Зато в самой корчме — дым коромыслом: Никола Грек в кругу деревенских заправил справляет свои именины.

Ведь один раз в году бывает Николин день!

В дверях корчмы стоит высокий, плечистый крестьянин с багровым лицом; он то и дело мотает головой, посмеивается и разглагольствует сам с собой:

— Таков уж человек… хватит рюмочку, другую, третью… глядишь, и пьян как стелька… а уж потом… Боже милостивый!.. Льешь, льешь, как в бездонную бочку… А что-то Санда скажет… Работящую жену послал мне господь, но уж больно лютую…

Из корчмы доносится звон стаканов, притоптывание каблуков и монотонное гудение кобзы. Пляшут с таким неистовством, что потолок сотрясается. А когда танцы немного утихают, все принимаются кричать наперебой:

— Ну, дай бог счастья, дядя Никола!.. Сто лет жизни и во всем удачи!.. За --">