Уильям Сомерсет Моэм - На чужом жнивье

Самой шумной любовной историей Ферди была связь с герцогиней Херефордской — обворожитель­ной, любезной и бесшабашной красавицей конца викто­рианской эпохи. Их роман длился двадцать лет. Несом­ненно, за это время у Ферди случались и другие увлече­ния, но отношения с герцогиней оставались незыблемы­ми и общепризнанными. А когда они наконец расстались, он сумел превратить стареющую любовницу в верного дру­га, что свидетельствует о его несравненном такте. Недав­но, помнится, я видел эту пару на ленче. Она была высо­кой старухой с величавой осанкой и со слоем краски на изношенном лице. Дело было в «Карлтоне», и Ферди, пригласивший меня и герцогиню, опоздал на несколько ми­нут. Он предложил нам коктейль, но она отказалась, объяс­нив, что нам уже его подали.

— То-то я смотрю, у вас глаза блестят еще ярче обыч­ного, — заметил он.

Старая увядшая женщина зарделась от удовольствия.

Молодость моя миновала, я вступил в средний воз­раст и стал задумываться о том, что скоро придется на­зывать себя пожилым человеком. Я писал романы и пьесы, путешествовал, набирался опыта, влюблялся и охладевал, но все так же встречал Ферди на светских раутах. Разразилась и долго не кончалась война, мил­лионы людей погибли, изменился облик мира. Ферди не жаловал войны. Чтобы сражаться, он был слишком стар, немецкая его фамилия раздражала слух, но он проявил осторожность и обезопасил себя от унижений. Старые друзья были ему верны, и он избрал исполнен­ное достоинства и не слишком строгое уединение. Но вот наступил мир, и Ферди мужественно старался не падать духом в изменившихся условиях. В обществе все смешалось, вечера проходили бурно, но Ферди прино­ровился к новой жизни. Он все так же рассказывал смеш­ные еврейские анекдоты, так же прелестно играл валь­сы Штрауса, так же расхаживал по аукционам и давал советы новым богачам, что следует купить. Я переехал за границу, но всякий раз, бывая в Лондоне, встречался с Ферди; правда, теперь в нем появилось что-то жутко­ватое: время не оставляло на нем следов. Во всю свою жизнь он не проболел и дня. Все так же элегантно оде­вался. Проявлял ко всему интерес. Сохранил живость ума. И его приглашали на обеды не из уважения к прош­лому, а потому что он был полезным гостем. И он все так же устраивал прелестные маленькие концерты в сво­ем доме на Керзон-стрит.

На одном таком музыкальном вечере я и сделал от­крытие, которое пробудило в памяти все, тут рассказан­ное. Мы ужинали в одном доме на Хилл-стрит, был боль­шой прием, и, когда женщины поднялись наверх, мы с Ферди оказались рядом. Он сказал, что в пятницу вече­ром у него будет играть Лия Мэкерт и был бы рад меня видеть.

— Как жаль, — сказал я, — но я должен быть у Блэндов.

— Каких Блэндов?

— Суссекских, в усадьбе Тильби.

— Вот не думал, что вы их знаете.

Он как-то странно посмотрел на меня и засмеялся. Я не понял, что его так развеселило, и добавил:

— О, мы старые знакомые. У них чудный дом, очень

гостеприимный.

— Адольф приходится мне племянником.

— Сэр Адольфус?

— Мы ведь говорим об одном из щеголей эпохи Ре­гентства, не так ли? Да, не стану скрывать, наречен он был Адольфом.

— Все, кого я знаю, зовут его Фредди.

— Ну да, и, полагаю, его жена Мириам откликается только на имя Мюриел.

— Каким образом он может быть вашим племянником?

— Таким, что моя сестра Ханна Рабенстайн вышла замуж за Альфонса Блейкогеля, который под конец жиз­ни стал сэром Альфредом Блэндом, первым баронетом, и их единственный сын Адольф в положенное время стал Адольфусом Блэндом, вторым баронетом.

— Так, значит, мать Фредди Блэнда, леди Блэнд, которая живет на Портленд-плейс, ваша сестра?

— Моя сестра Ханна. Старшая в семье. Ей восемьдесят лет, но она в полном здравии — и физически, и умственно, и вообще замечательная женщина.

— Ни разу ее не видел.

— Полагаю, ваши друзья Блэнды об этом позаботи­лись. Она ведь так и не избавилась от своего немецкого акцента.

— Вы с ними видитесь?

— Мы не встречаемся уже двадцать лет. Ведь я весь такой из себя еврей, а они такие истые англичане. — Он улыбнулся. — Никогда не мог запомнить, что они теперь Фредди и Мюриел. Вечно выскакивал с Адольфом и Ми­риам в самую неподходящую минуту. К тому же им не по душе мои байки. Так что лучше было не встречаться. Ну, а когда началась война и я не изменил фамилию, это ока­залось для них уже слишком. Но менять ее было, увы, поздно. Я не мог приучить --">