Уильям Мейкпис Теккерей - Рейнская легенда

булава — роковое оружие, размозжившее черепа многих и многих нечестивых; широкую грудь воина прикрывал треугольный щит тех времен с высеченным на нем гербом — волнисто-красные полосы по серебряному полю — и Андреевским крестом. Крест этот был пожалован ему за отважный подвиг под Аскалоном^[2] самим императором Максимилианом, и одного взгляда в книгу немецких пэров или знания родовитых семейств, которым в ту пору располагал всякий, было достаточно, чтобы понять, что описанный нами всадник происходил от благородных Гомбургов. То был и точно досточтимый рыцарь сэр Людвиг Гомбургский — его титул графа и камергера двора императора Австрийского означались шапочкой с павлиньим пером (которую он лишь в сраженьях заменял шлемом), а в знак своего высокого достоинства он держал в руке шелковый зонтик (весьма неверную защиту от разбушевавшейся стихии), каковыми, как известно, в Средневековье дозволялось пользоваться высшей знати. Сумка, запертая бронзовым замком и сшитая из дорогостоящего изделия персидских ткачей (столь тогда редкостного в Европе) указывала, что он постранствовал под огненным солнцем Востока. Об этом говорила к тому же и надпись, начертанная на карточке или на пергаменте и нашитая па сумку. Поначалу там было «Граф Людвиг Гомбургский — Иерусалим», но потом имя Священного града было вычеркнуто и заменено Годесбергом — куда и точно направлялся наш всадник! — и едва ли следует добавлять, что упомянутая сумка содержала те детали туалета, каковые знатный дворянин не пожелал сдать в багаж.

— Клянусь святым Буго Катценелленбогеном, — сказал славный рыцарь, дрожа от холода, — здесь не так жарко, как в Дамаске. Ух ты! Я так голоден, что могу умять целого Саладинова верблюда. Поспеть бы к обеду в Годесберг! — И, вынув часы (висевшие на цепочке в боковом кармашке его шитого камзола), крестоносец утешился тем, что было лишь семь часов вечера и, стало быть, он мог достигнуть Годесберга еще до второго удара гонга!

Действительность подтвердила его предположения. Добрый конь, не раз скакавший под шпорами хозяина по четырнадцати лье в час, принес его к воротам славного замка как раз в то мгновенье, когда распорядитель давал первый сигнал, означавший, что уже пробило восемь и высокородное семейство графа Карла, маркграфа Годесбергского, готово приступить к вечерней трапезе. Толпа пажей и оруженосцев запрудила двор, когда поднялась решетка крепостных ворот и, встречаемый почтительными поклонами часовых, в замок вступил самый старинный друг Годесбергов. Дворецкий шагнул ему навстречу и взял под уздцы его коня. «С возвращением вас из Святой земли, сэр!» — воскликнул преданный старик. «С возвращением из Святой земли, сэр!» — подхватили остальные слуги; для графского коня Жеребенцера поспешно отыскали стойло, и, лишь удостоверясь, что конь его присмотрен, отважный воин вошел в двери замка и был сопровожден в отведенные ему покои. Ярко пылали на камине восковые свечи, в фарфоровых вазах стояли цветы, а на туалетном столике помещались всевозможные сорта мыла и флакон драгоценной влаги, производимой в соседнем городе Кельне; веселый огонек потрескивал в очаге, показывая, что доброго рыцаря здесь ждали. Служанки, внося теплую воду для его омовений, спрашивали приветно, не желает ли он, чтоб ему перед сном согрели ложе. И по зардевшимся их щекам ясно было, сколь лукаво отвечал закаленный старый боец. Брадобрей маркграфа явился узнать, не нуждается ль его сиятельство в его услугах.

— Клянусь святым Буго, — проговорил рыцарь, сидя на удобной скамейке подле огня, покуда брадобрей удалял щетину с его щек и слегка тронул щипцами и помадой посребренную смоль его волос, — клянусь святым Буго, тут куда уютней, чем в моей каирской темнице. Как поживает мой крестник Отто, а, добрый цирюльник? И как госпожа графиня, его матушка? И благородный граф Карл, мой славный боевой собрат?

— Все у них хорошо, — со вздохом молвил брадобрей.

— Клянусь святым Буго, я рад. Но отчего ты вздыхаешь?

— Мой добрый господин уж не тот, с тех пор как сюда пожаловал граф Готфрид.

— Он тут! — возопил сэр Людвиг. — Ну, от Готфрида я не жду добра! — И покуда он облачался в шелковые панталоны, восхитительно обрисовывавшие очертания его нижних конечностей, и сменял кольчугу на безупречный жилет и камзол, отороченный генуэзским бархатом, кои составляли костюм, приличествовавший рыцарю пред очами прекрасных дам, он вступил в --">