Пио Бароха - Алая заря

сабли. Когда голова колонны вступила на улицу Ареналь, военный оркестр грянул марш.

Батальон остановился.

— Вот оно, наше доблестное воинство во всей своей красе, — сказал сеньор Кануто.

Когда проносили знамя, солдаты становились по стойке «смирно», лейтенант командовал: «На знамя!» — и салютовал саблей.

— Славная тряпица, — громко сказал сеньор Кануто, — символ деспотизма и тирании.

Лейтенант услышал слова старика и угрожающе посмотрел на него.

Карути и Мадридец пытались пробраться через строй солдат.

— Нельзя проходить! — крикнул сержант.

— Эти солдафоны в расшитых мундирах, — сказал Мадридец, — возомнили, что они тут самые главные.

Знамя проносили мимо, и, по воле случая, оно остановилось как раз перед друзьями.

Лейтенант подошел к сеньору Кануто

— Шляпу долой!

— Это вы мне?

— Вам!

— Мне не хочется.

— Шляпу долой!

— Я уже сказал, что мне не хочется.

Лейтенант взмахнул саблей.

— Эй, полиция! — крикнул он. — Взять его!

Какой–то маленький человечек из тайной полиции бросился на сеньора Кануто.

— Смерть солдафонам! Да здравствует социальная революция! Да здравствует анархия! — кричал старик, дрожа от возбуждения и размахивая руками.

Затем его не стало видно: он скрылся в толпе. Несколько полицейских бросились за ним; конногвардейцы пустили лошадей прямо на толпу. Хуан хотел поспешить на помощь старику, но силы оставили его, и он упал бы, если бы его де подхватил Мануэль. Он почти на руках вытащил брата из толпы, лавируя между конными полицейскими и каретами, запрудившими площадь Пуэрта–дель–Соль. Хуан все больше и больше бледнел.

— Наберись сил еще немножко: скоро мы выберемся, — уговаривал его Мануэль.

Наконец они дошли до тротуара и наняли карету. Когда они подъезжали к своему дому на улице Магеллана, Хуан лежал без чувств, и вся одежда его была в крови.

IX

Ночь. — Вороны. — Светает. — Ему теперь хорошо. — Говорит Либертарий

Когда карета остановилась, Мануэль взял брата на руки и внес его в дом. Игнасия и Сальвадора, увидев Хуана в таком ужасном состоянии, с отчаянием в голосе спрашивали:

— Что же это такое? Что же это с ним?

— Теперь ничего: у него была рвота; не знаю, как он еще остался жив. Он сейчас без сознания.

Общими усилиями они раздели Хуана, приложили к ногам бутылки с горячей водой и позвали врача. Доктор дал ему морфию, так как время от времени больной ужасно кашлял и харкал кровью.

— Как вы его находите? — спросила Сальвадора у врача.

— Он плох, очень плох. Организм очень ослаблен, болезнь слишком запущена. Едва ли он продержится несколько дней.

Доктор ушел, Хуан затих и всю ночь спал спокойно. Временами дыхание его становилось хриплым и свистящим, в груди что–то булькало, словно вода, льющаяся из горлышка бутылки. Порой казалось, что он не дышит, но потом следовал глубокий вздох, и дыхание снова выравнивалось.

Сальвадора и Мануэль провели всю ночь в комнате Хуана, не спуская с больного глаз.

Утром Игнасия пошла к мессе.

— Ты тоже можешь идти в типографию, — сказала Сальвадора Мануэлю. — В случае чего я дам тебе знать.

Когда Игнасия вернулась из церкви, она спросила Сальвадору таинственным шепотом:

— Мануэль ушел?

— Да.

— Я рада.

— Почему?

— Потому что я просила священника исповедовать Хуана. Бедняжка хочет этого — ведь он был семинаристом, — только попросить не решается.

Сальвадора была явно смущена этим сообщением.

— Но ты уверена, что он захочет исповедоваться? — спросила она.

— Совершенно уверена. Мы обе пойдем к нему и скажем.

— Нет, нет, я не буду говорить.

— Тогда я одна скажу.

Игнасия прошла к постели больного.

— Не буди его.

— Оставь меня.

В этот момент у входной двери раздался звонок.

— Это он, — сказала Игнасия.

Услышав хлопанье дверью, Хуан открыл глаза и, увидев Сальвадору, улыбнулся.

— Я чувствую большую слабость, но мне теперь очень хорошо. Я долго спал? — спросил он.

— Да весь день. Ты очень напугал нас всех, — пробормотала Сальвадора. — А Игнасия, ты ведь знаешь, какая она, позвала священника, и он теперь здесь.

Хуан изменился в лице.

— Здесь, говоришь? — спросил он с беспокойством.

— Да.

— Не пускай его! Защити меня. Очень тебя прошу! Они хотят отравить мне последние минуты жизни. Сестра моя, очень тебя прошу — защити!

И --">