Владимир Николаевич Васильев - Богу – богово...

надо. Знакомый лес одобрительно покачивал облысевшими, как у него, и вечнозелеными головами. Луна выглянула в прореху между тучами и осветила раскисший от дождя ручеек тропинки.

– Благодарю, – кивнул Вечеровский и пошел по обочине. Конечно, жаль травинки-былинки, да в темноте на раскисшей тропе хуже, чем на льду – так можно лечь, что больше не встанешь. А он всегда опасался за свои переломы.

Отличное место, жаль от «работы» далеко. Зато воздух чистый.

Выйдя на полянку, где кособочилась его чудо-избушка, Вечеровский сразу почувствовал чье-то присутствие. Он уже давно без зеркал Козырева «слышал» сигналы этого пространства.

«Не человек», – быстро понял Вечеровский. И тогда он обратил внимание на две мерцающие желто-красные точки на крыльце избушки.

– А-а-а, – сказал он вслух, – сидели звери около двери… Плохо ели – вот и сидели…

Мерцающие точки чуть переместились.

«Голодный пес, – решил Вечеровский и пошел к крыльцу. – Сейчас, зверюга, мы тебя накормим…»

И вдруг хлюпающую от его шагов тишину прорезал исполненный нечеловеческой тоски вой.

Вечеровский не испугался, но проснувшийся инстинкт пробежал ознобом по спине. Вблизи вой звучал не столь абстрактно, как давеча.

Видимо, и луна заинтересовалась происходящим, выглянув в очередную прореху.

– Ого! – воскликнул Вечеровский, хорошо рассмотрев зверя. – Мать-волчица!.. Тяжелы твои сосцы, да брюхо пусто?.. Где ж твои вечно голодные Ромул и Ремул?.. А мне все равно, что пес, что волк – накормлю, чем богат… – Он шагнул на крыльцо. – Заходи, гостем будешь. – И потянулся рукой к двери.

И тут, притихшая было волчица, взъерошив шерсть на загривке, утробно рыкнула и черным снарядом выстрелила в грудь Фила. Челюсти профессионально сомкнулись на его горле. Защищающиеся ладони судорожно ткнулись в набухшие сосцы…

– Ма-а… – выдохнул Вечеровский.

– Ух-ху-ху-ху-у-у… – заухал со старой облезлой березы невесть откуда взявшийся филин и, тяжко шумя крыльями, полетел в темноту…

--">