Виссарион Григорьевич Белинский - Ижорский. Мистерия

чувство и фантазия. Делать поэмы может всякий, творить — один поэт. Работа всегда остается работою, как бы ни высока была ее цель. Нет, тот не поэт, даже не стихотворец, не версификатор, кто пишет такими стихами, каковы следующие:

Здорово, милый мой раек!

Здорово, друг партер! мое почтенье, креслы!

Без вас наскучило: препоясал я чреслы,

Взял посох и суму; шел, шел, все на восток —

И наконец прибрел на эти доски.

– А для чего? – кричит Фирюлин, мой Зоил, —

И прежде ты довольно нас бесил;

Твои все шуточки так глупы и так плоски!

И я душой был рад, когда ты объявил,

Что, к прекращенью нашей муки,

Здесь с нами глаз на глаз

Ты видишься в последний раз…

И что ж? опять ты здесь? Где ж плеть и палка Буки?

– Трофим Михайлович, не торопитесь бить;

Позвольте наперед вам доложить:

Бесенок я, а сотворен для дружбы;

Для ней ни от какой не откажуся службы.

Есть друг и у меня, предобрый человек,

Пречистая душа – писатель;

И вот пришел ко мне и говорит: «Приятель,

Преемник твой не то, что ты; он ввек

Со сцены с публикой не вступит в разговоры.

К тому ж угрюмые, косые взоры,

Его коварный, злобный нрав,

Ну, право, созданы не для забав!

А, брат, необходим с партером мне посредник,

Веселый, умный собеседник,

Который бы подчас, как Шекеспиров хор,

Им пояснял мой вздор»^[2].

И ну просить и лестными словами

Превозносить меня, хвалить мой ум, мой дар!

Что ж? просьбы и хвалы, – вы ведаете сами, —

Хоть в ком, а породят усердие и шар;

Я к Буке; Бука молвил: «отпускаю»;

И вот я здесь и в должность я вступаю!^{3}

И целая-то поэма написана такими стихами!..

Примечания

Ижорский. Мистерия (с. 410–415). Впервые – «Молва», 1835, ч. X, № 27–30, «Новые книги», стлб. 20–27 (ц. р. 14 августа). Общая подпись в конце отдела: (-он – инский). Вошло в КСсБ, ч. I, с. 410–414.

Мистерия «Ижорский», изданная без имени автора, принадлежит В. Кюхельбекеру, который работал над ней, находясь в одиночном заключении. Отрывки из мистерии печатались в журналах и альманахах еще в конце 1820-х годов и обратили на себя внимание критики. Так, И. Киреевский в опубликованном в альманахе «Денница на 1830 год «Обозрении русском словесности за 1829 год» отметил, что «сцены из этой драматической фантазии… замечательны по редкому у нас соединению глубокости чувства с игривостью воображения» (И. Киреевский. Полн. собр. соч. в 2-х томах, т. II. М., 1911, с. 26). Разрешение на отдельное издание мистерии, о котором хлопотал Пушкин, было получено еще 10 июля 1833 г. Но книга появилась лишь в 1835 г. В нее вошли две части мистерии. Завершающая третья часть была опубликована лишь в советское время в Собрании сочинений В. Кюхельбекера, изданном в серии «Библиотека поэта», т. 2, Драматические произведения. М., «Советский писатель», 1939.

До настоящей рецензии Белинского с отзывом на «Ижорского» выступила «Библиотека для чтения» (1835, т. X, отд. VI, рецензия не подписана, но некоторые ее моменты, в частности пассаж о местоимениях «сей» и «оный», свидетельствуют об авторстве О. Сенковского). «…Ижорский», – отмечает рецензент, – похож на диатрибу против жизни. Он ведет атаку на все, что может радовать, услаждать, веселить, счастливить человека. Некоторые пункты этой, в целом несправедливой, жалобы писаны с талантом замечательным, с чувством неподдельным, с скорбию непритворною. Только глубоко оскорбленное сердце могло бросить такой взгляд на жизнь…» (с. 3) Но какова в целом мысль пьесы, по мнению рецензента, «отгадать трудно», так как произведение не закончено.

Более суровое отношение Белинского к мистерии обусловлено прежде всего тем, что она противоречила его эстетическому кредо. Выступая за органическое искусство, критик был в это время непримиримым противником рационализма в искусстве. «Что создано фантазией, а не холодным умом, то всегда истинно, верно и прекрасно…» («Стихотворения Владимира Бенедиктова»). Отсюда вражда критика к аллегоризму, печать которого, по его мнению, несет на себе «Ижорский». В смешении же мифологических образов различных планов – античного, западноевропейского и русского – критик видел не только нарочитый рационализм, но и предвзятое, антиисторическое отношение к фольклорному материалу. Ведь мифологическое сознание порождается определенной стадией духовной эволюции, и восстановить его ретроспективно невозможно (см. об этом также в наст. т. в рецензии на «Конек-Горбунок» П. Ершова и в --">