Чарльз Диккенс - Призрак покойного мистера Джэмса Барбера

Диккенс Чарльз Призракъ покойнаго мистера Джэмса Барбера

— Ты говоришь: «счастіе»; нѣтъ! вовсе не правда! Подобнаго ничего не существуетъ. Жизнь не есть игра случая; это не шахматная игра. Если ты теряешь, то пеняй на самаго себя…

Эти слова были сказаны молодымъ лейтенантомъ британскаго флота мичману среднихъ лѣтъ, а вдобавокъ его старшему брату.

— Не скажешь ли ты, что счастіе вовсе не участвовало при производствѣ въ лейтенанты джентльмена Боббина и при моей послѣдней неудачѣ? возразилъ мичманъ.

— Боббинъ хотя и денди, но онъ хорошій морякъ, а…. лейтенантъ взглянулъ въ сторону и замолчалъ.

— А я нехорошій, конечно ты прибавилъ бы, еслибъ только было у тебя побольше смѣлости. Но я тебѣ скажу, что въ этомъ отношеніи, я гораздо лучше Боббина.

— На практикѣ, можетъ быть, не спорю, потому что ты десятью годами раньше его въ службѣ. Я не говорю о практикѣ, но о теоріи, которая также въ своемъ родѣ дѣло важное, и въ которой отказался отъ экзамена, продолжалъ молодой офицеръ довольно серьёзно и съ видомъ печальнаго упрека. — Ты никогда не изучалъ теоріи.

— Однако, послушай, мастэръ Фердинандъ, сказалъ пожилой мичманъ, начиная обнаруживать свое неудовольствіе: — мнѣ кажется, что такой разговоръ вовсе не кстати между братьями послѣ пятилѣтней разлуки.

Молодой лейтенантъ взялъ за руку брата и просилъ его не принимать горячо къ сердцу словъ, сказанныхъ съ добрымъ намѣреніемъ.

— Ну, хорошо, хорошо, отвѣчалъ мичманъ съ принужденнымъ смѣхомъ. — Другой разъ будь поосторожнѣе, тѣмъ болѣе, что самъ никогда не былъ лучше того, кому дѣлаешь упреки.

— Я признаюсь въ этомъ съ сожалѣніемъ; но меня исправила несчастная кончина бѣднаго Барбера.

— Чья? спросилъ старшій братъ, откидываясь назадъ и отталкивая отъ себя стаканъ. — Ужь не Веселаго ли Джэмми, какъ мы звали его, — моего однокашника на бригѣ «Роллакъ»?

— Именно его.

— Какъ! неужели онъ умеръ?

— Умеръ.

— Да это былъ нашъ задушевный пріятель. Безъ Веселаго Джэмми никогда не совершались береговыя наши путешествія во время якорныхъ стоянокъ. Онъ понималъ жизнь отъ носы до кормы, отъ топика и до киля. Онъ зналъ всѣхъ и каждаго, начиная съ перваго лорда до послѣдняго человѣка въ мірѣ. Я самъ видѣлъ, какъ съ нимъ поздоровался дюкъ, а спустя минуту его поддѣлъ какой-то странствующій актеръ и по пріятельски угостилъ въ тавернѣ. Однажды онъ взялъ меня на балъ къ герцогинѣ Доррингтонъ, гдѣ всѣ его знали и онъ зналъ всѣхъ, а оттуда отправился въ Сидровые Погреба, гдѣ одинаково былъ на дружеской ногѣ со всѣми странными людьми. Онъ, былъ «братъ», «членъ», «благородный грандъ» и «президентъ» всѣхъ-возможныхъ обществъ. Зналъ все, что дѣлалось въ клубахъ и что говорилось въ фэшіонебельномъ свѣтѣ. Зналъ, что давалъ лучшіе обѣды, и всегда былъ приглашаемъ на лучшіе балы. Былъ чудесный знатокъ шампанскаго, и на скачкахъ каждый старался держать за него пари. Умѣлъ роспѣвать модные романсы: и былъ четвертымъ изъ тѣхъ, кто могъ танцовать польку при первомъ, ея появленіи. Портеръ, валлійскіе кролики, буртонскій эль были также коротко ему знакомы, какъ и римскій пуншъ, французская кухня и итальянскіе пѣвцы. На морѣ онъ всегда былъ что называется душою общества: устроивалъ театры, разсказывалъ анекдоты и пѣлъ комическія пѣсни, которые смѣшили даже коммиссара.

— Обширность и разнообразіе свѣдѣній, оказалъ лейтенантъ Фидъ: — совершенно испортили всю его карьеру. — Въ послѣднее время, какъ тебѣ извѣстно, онъ былъ отставленъ отъ службы за невоздержность и неспособность.

— Когда ты видѣлъ его въ послѣдній разъ?

— Въ-живыхъ? спросилъ Фердинандъ Фидъ, мѣняясь въ лицѣ.

— Безъ сомнѣнія! Ужь не хочешь ли ты увѣрить, что видѣлъ его призракъ?

Лейтенантъ молчалъ; а мичманъ вкусилъ длинный глотокъ своей любимой микстуры изъ равныхъ частей воды и рому и намекнулъ своему младшему брату, чтобъ тотъ разсказалъ призракъ матросамъ, потому что онъ рѣшительно не намѣренъ былъ ни слушать его разсказа, ни вѣрить ему. Вслѣдъ за тѣмъ сдѣлалъ другое предложеніе, которое состояло въ томъ, чтобы Фердинандъ выплеснулъ за бортъ «Корабля» (такъ называлась гостиница, въ которой сидѣли братья передъ открытымъ, полукруглымъ окномъ) безсильный свой напитокъ, и выпилъ бы что нибудь покрѣпче для очищенія своихъ умственныхъ способностей.

— Пускай смѣются надъ моимъ заблужденіемъ, если только можно назвать это заблужденіемъ, сказалъ --">