Рюрик Ивнев - Юность

— Я в ваших глазах совсем низкий. Пусть это будет всегда. Другого я не заслуживаю. Но я одно хочу сказать, теперь все равно, может быть, я совсем не вернусь, мне больно очень. Вы будете думать, что я… что это все правда, насчет пари.

— Насчет пари?

— Да. Да. Все это выдумка. Я совсем несчастный. Вы, может быть, тоже несчастны, но не совсем, а я совсем. Я все исковеркал. Вам покажется это дико? Я люблю вашу сестру, очень. Она это знала, но ваши поцелуи мне были приятны и не то что поцелуи, а все — и разговоры наши, помните. Ваши слова были всегда особенными. Когда я был с вами, мне было очень хорошо. Потом стало все больше тянуть. Но только разговаривать, целовать. А Веру Арнольдовну я очень любил, я знаю, она сердилась, когда я с вами бывал. Я ей объяснял, она не понимала. Потом в ресторане. Я был почти на все согласен, кроме… вы понимаете, это мне было противно… Но, может быть, и это было бы, но я вспомнил Веру Арнольдовну. Тогда бы я не смел подойти к ней, без нее мне было трудно и теперь я ее люблю, я тогда выдумал эту историю пари, чтобы чем-нибудь объяснить мое поведение, меня поддержала Ксения Эразмовна, вы знаете, она немного неравнодушна к вашему дяде и ревнует к Вере Арнольдовне. Потом все было так, как я не ожидал. Я офицер. На удар Маслова я не мог не ответить дуэлью. Все это было так ужасно. Потом там, в Павловске… я все равно бы не стрелял, конечно. Но Вера Арнольдовна отказала потом, я думал она согласиться, строил планы, теперь все разбито.

Боря слушал, и на душе было как-то холодно, пусто, точно все, что рассказывал Эдуард Францевич, было давно, и точно все это касалось не его, не Верочки, а каких-то далеких, малоинтересных людей.

— Я бы вероятно вам все простил и был бы привязан к вам еще больше, чем прежде, но я теперь люблю и почти счастлив.

Эдуард Францевич пожал Борину руку.

— Может быть, она еще согласиться?

— Нет. Нет. Сестра? Я знаю, что нет…

— Кирюша, вот эту записку передайте Пурадзеву и потом приходите сюда. — Боря немного бледный, взволнованный. Серое штатское пальто. Синяя студенческая фуражка.

— Борис Арнольдович, а вам не холодно так?

— Нет, нет, скорее.

В саду уже пахнет весенним солнцем. В лужицах играют лучи — тоненькие, блестящие, как золотые иглы. И голубые пуговки, блестки, песок мокрый, точно у берега и хрустит. Издали доносится крик детей, смех и говор бонн — больше французских и немецких. Кирюша ушел через калитку и, не прощаясь, улыбнулся, как всегда, нежно. Большой полосатый мяч, синий и красный, упал почти у Бориных ног. Закутанные пухлые существа через минуту возились около.

— Ах, ты пузатик.

— Ты сам пузатик. Я — городовой, а мяч — разбойник, он убегал. А ты папиросы куришь?

— Папиросы? Нет?

— Все большие курят. Значит ты — девчонка. Я буду курить.

— Борис Арнольдович! Он сказал, что уже все сделано вчера. Там было просто страшно. Дом огромный желтый и окна точно щелочки. Пурадзев грязный, тоже желтый, там, я думаю, все желтые. И он еще сказал, что Берг изменил, главное сделано, но не так, как хотели бы, теперь надо дня два пробыть… у… Понимаете?

— Разве это необходимо?

— Да. Этот Берг все испортил. Он струсил. Он бывал прежде, а теперь… — Кирюша останавливается, делает большие глаза. Он будто во сне, лицо — совсем белое.

— Успокойтесь, я думаю, все обойдется…

— Сад кажется Боре муравейником. Бегают, что-то делают, кричат, будто все это страшно важно.

— Кирюша, посмотрите на детей в саду. Они не напоминают вам кого?

— Где?

— Вот эти дети, сад…

— Как пахнет весной.

— Вот он, вот он, он мячик мой хотел утащить. Ты не куришь, ты не куришь, а он, а он, курит? Он курит?

— Нет, я не согласен. Помочь, написать, но два дня у себя… Нет. Нет. Это невозможно.

— Но, Павел Иринархович, из-за Берга все известно. Будут искать. Два дня необходимо остаться в Петербурге.

— В моем доме нет.

— Боря возвращается в свою комнату, немного сконфуженный.

— Кирюша, я говорил — нет.

— Не позволил?

— Конечно, нет.

Кирюша ничего не сказал. Он заплакал. Как-то беспомощно, жалко. Кирюша плакал долго. Потом начал просить.

— Но ведь он отказал. Он не перерешит.

— Нет, не у него, но вы могли бы, у вас? Он же никогда здесь не бывает.

Пауза.

— Решено?

— Решено.

— Я знаю, вы добрый, вы согласитесь.

Прохладный ветер. Мост, как дуга. Бледное небо. Автомобиль подпрыгивает.

— Вы не слишком скоро. Вас оштрафуют.

--">