Ганс Гейнц Эверс - Превращенная в мужчину

Ганс Гейнц Эверс ПРЕВРАЩЕННАЯ В МУЖЧИНУ

Таковы дела!

Эндри Войланд держала в руке чек и пристально смотрела на него: десять тысяч долларов! Подпись была еще свежа. Эндри еще слышала на лестнице шаги человека, подписавшего чек. Это был Паркер Эспинуолл Брискоу из Централ-Трест Банка. Брискоу, хозяин Амальгемейтед-Стиль, человек, контролирующий вольфрам и иридий целого света, называющий своими три железных дороги в Штатах, медные копи в Чили, платиновые рудники на Урале, нефтяные промыслы в Оклахоме, Мексике и Персии. Словом: Брискоу.

И эти десять тысяч — только начало. Она могла бы получить больше, много, много больше. Она имела бы миллион чистоганом в полном своем распоряжении. Имела бы, если бы… Да, если бы!.. И может быть…

Правда, за это она согласилась только что — две минуты тому назад, что она, Эндри Войланд, перестанет существовать.

Этого требовал от нее Брискоу, не больше и не меньше.

Она согласилась. Бог мой, что за ценность представляет собой эта женщина — Эндри Войланд? Она готова покончить со своею жизнью. Об этом она знает уже месяцы. Знала и год назад, даже раньше!

А теперь, с этой бумажкой в руках? Теперь, после всего того, что ей сказал Паркер Брискоу? Какие возможности!..

Как там дело ни пойдет, у нее еще пока есть время. Это делается не так-то скоро — останется еще многое… Длительные приготовления, труднейшая подготовка разных мелочей. Как ни велики средства Брискоу, его влияние и богатство, — этого, конечно, он не сможет сделать быстро. Он сказал, что уж найдет кого-нибудь, кто все для него устроит. Возможно, но пока еще никто не нашелся. Есть ли вообще в этой стране кто-либо, пригодный для такой задачи?

Теперь она должна ехать в Европу. Это следует из слов Брискоу. Это счастье — уж очень ей было жаль Штатов и города Нью-Йорка. И этой части города, в которой она жила, цыганского квартала Гринвич Виллидж, ее квартиры со старой рухлядью, двух комнат с кухонной дырой, с грязной негритянской прислугой — ее принадлежностью, очень ей всего этого жалко. Подумаешь!

Эндри Войланд провела рукой по лбу и усмехнулась.

— Ах, — кое-что она могла бы иметь уже сейчас! Уже сегодня, сию же минуту!

Она взглянула на часы: только что пробило полдень. Через два часа она могла бы уже быть в отеле.

Она слышала, как возится на кухне черная служанка, и позвала ее.

— Складывать вещи, Дина! — приказала она. — Я уезжаю.

Не обратив внимания на болтовню старой негритянки, она прошла по комнатам, размышляя, что взять с собою. Ей принадлежали кое-какая мебель, платье, белье и разный хлам. Но она решила оставить это как есть. С каждой минутой все меньше и меньше вещей казались ей достойными того, чтобы взять их с собой. В конце концов она заполнила только два ручных саквояжа и платяной чемодан. Последний был даже не полон.

Затем она вызвала отель «Plaza», заказала комнату и приказала сейчас же прислать служителя за вещами. Говоря по телефону, она вспомнила о молодом Россиусе из «Геральд Трибьюн», который уже давно мечтал о квартире в Виллидже. Там было нелегко найти комнату, да и страшно дорого. Вот он обрадуется! Ее контракт будет иметь силу еще целый год, а за нынешний месяц уже заплачено. Он может получить весь ее хлам, которого она не отдаст Дине. Может взять и ее — она ведь привыкла к этому хлеву! Эндри позвонила ему.

Он может переехать еще вечером, — сказала она, — Дина будет его ждать. Он найдет чай, пару бутылок вина, разные запасы — Дина ему все покажет. Она? Нет, ее уже не будет. Она уже больше не встретится ни с кем из обитателей Виллиджа. Ключи? Да, ключи у Дины…

Она усмехнулась и повесила трубку. Россиус — почему, собственно, он? Он или другой — как все это безразлично. Один или два раза она взяла его с собою поздно ночью из «Ромэни Мэри», где богема шумела и пила скверное виски. Она спала с ним, как с другими, как всегда. Теперь она его забудет, никогда о нем не вспомнит, как забыла и других.

Еще раз она пробежала по комнатам. Взгляд ее упал на письменный стол. Бумага, письменные принадлежности — все может остаться. Она взяла только вечное перо. Выдвинула ящик, вынула неоплаченные счета. Десять, двенадцать — однако! — всего наберется на тысячу долларов. Теперь их оплатит банк. Письма она рвала в клочья и бросала в корзину. Пять штук было от Гвинни Брискоу, дочери Паркера. На одно мгновенье Эндри задумалась, --">