Кнут Гамсун - В стране полумесяца (пер. Доброва)

Кнутъ Гамсунъ ВЪ СТРАНѢ ПОЛУМѢСЯЦА

На Босфорѣ

Мы ѣдемъ съ востока и направляемся въ Константинополь. Теплый осенній вечеръ. Черное море раскинулось, гладкое, какъ металлъ. Вдоль турецко-армянскаго побережья видны люди, сидящіе въ безрукавкахъ передъ своими домами и курящіе трубки; такъ тихо, что замѣтенъ даже дымъ, поднимающійся изъ ихъ трубокъ. Весь пароходъ дрожитъ отъ толчковъ машины. Мы на марсельскомъ пароходѣ «Мемфисъ». «Мемфисъ» старается изъ послѣднихъ силъ, чтобы прибыть сегодня вечеромъ въ Константинополь. Но, чѣмъ дальше мы мчимся — тѣмъ надежда доѣхать сегодня дѣлается слабѣе; капитанъ нашъ всѣмъ отвѣчаетъ: «Нѣтъ, врядъ ли сегодня намъ удастся прійти». Дѣло въ томъ, что при входѣ въ Босфоръ на сторонѣ Скутари лежитъ маленькій городокъ подъ названіемъ Кафакъ; мы не проходили еще этотъ городъ, а въ немъ-то вся и загвоздка! Кафакъ на видъ такой невинный; громадныя стѣны старыхъ крѣпостныхъ укрѣпленій стоятъ на возвышеніи, но между развалинами спрятана сильная батарея современныхъ пушекъ, и, если мы не проѣдемъ мимо батареи до солнечнаго захода, то проходъ будетъ запертъ.

Мчимся дальше. Уже видна часть Кафака, но капитанъ нашъ снова отвѣчаетъ: «Нѣтъ, мы во время не доберемся». Капитанъ — маленькій черненькій французъ-южанинъ; лѣвый глазъ его не совсѣмъ въ порядкѣ: онъ коситъ. Не понимаю, какимъ образомъ можно быть капитаномъ большого парохода, имѣя такой глазъ!

Вотъ такъ капитанъ! думаю я и смѣюсь надъ нимъ, что онъ не можетъ достигнуть Кафака до солнечнаго заката. Онъ, навѣрное, просто слѣпъ на лѣвый глазъ — и такой субъектъ берется быть капитаномъ!

Вотъ теперь намъ осталось только нѣсколько кабельтововъ до флота. Мы стоимъ съ часами въ рукахъ и считаемъ минуты, но, такъ какъ никто изъ насъ не знакомъ съ турецкимъ временемъ, то мы, собственно говоря, считаемъ на авось. Около меня стоить японецъ. Это маленькій, живой человѣчекъ; онъ коммерческій стипендіатъ, воспитывался въ Англіи и уже не въ первый разъ совершаетъ этотъ путь; его мнѣніе очень цѣнно.

— Который сейчасъ часъ по турецкому времени?

«О, это я вамъ сейчасъ скажу», отвѣчаетъ онъ и указываетъ на фортъ. «Видите тамъ солдата, направляющагося къ флагштоку? не теряйте его изъ виду».

Солдатъ остановился у флагштока. Вдругъ раздается сигнальный выстрѣлъ. Солдатъ выкинулъ флагъ. «Шесть часовъ», говоритъ японецъ. «Заходъ солнца». Прямо передъ нашимъ носомъ, какъ разъ въ тотъ моментъ, когда мы подходимъ къ форту! Ну, конечно, мы не могли сегодня вечеромъ достигнуть Константинополя со слѣпымъ капитаномъ! Еще, Богъ знаетъ, доѣдемъ ли мы вообще такимъ образомъ до Константинополя! Никогда больше не поѣду съ французомъ!

Бросаемъ якорь. Къ нашему пароходу подходятъ лодки, а въ нихъ сидятъ всевозможные турки въ мундирахъ, санитары, таможенные чиновники. Мы заинтересованы, что съ нами будутъ дѣлать турки. Есть ли у нихъ жалость? Или пришелъ нашъ послѣдній часъ? Оказывается, что это пожилые, вѣжливые люди, которые задаютъ намъ нѣсколько вопросовъ по-французски и затѣмъ оставляютъ насъ въ покоѣ. Съ тѣхъ поръ, какъ они перестали питаться человѣческимъ мясомъ, быть съ ними не представляетъ особой опасности. Одному таможенному чиновнику я предлагаю папиросу, чтобъ подлизаться къ нему и быть послѣднимъ изъ тѣхъ, на кого онъ нападетъ. Онъ беретъ и предлагаетъ мнѣ взамѣнъ одну изъ своихъ. И все это сопровождается французскими комплиментами и благодарностями. Прямо замѣчательно, думаю я, какъ можно устроиться даже съ дикимъ туркомъ, если только взяться по настоящему.

Вообще это, пожалуй, большая смѣлость съ моей стороны такъ сразу вступить въ самый центръ Турціи. Не каждый выкажетъ такую смѣлость! Положимъ, турокъ не ѣстъ больше людей. Но развѣ можетъ поэтому кто утверждать, что онъ безъ зубовъ? Отваживался ли когда-нибудь другой норвежскій писатель пробраться въ эту страну? Когда-то Гёте ѣздилъ изъ Веймара въ Италію; но развѣ онъ посѣтилъ Турцію? Однимъ словомъ, это большая смѣлость!

Позади насъ раскинулось Черное море, свѣтло-зеленое, спокойное. Смеркается, гаснетъ день, на самомъ краю горизонта горятъ полосы крови и золота. Мнѣ кажется, что нигдѣ въ другомъ мѣстѣ я не видалъ такихъ страстныхъ красокъ, и я проникаюсь сознаніемъ, что нѣтъ ничего прекраснѣе созданнаго самимъ Богомъ. Эти золото и кровь неподвижны, мало-по-малу они медленно расплываются и, наконецъ, исчезаютъ совсѣмъ, и море --">