Нурмурад Сарыханов - Книга

отдельные
места вслух. И тут получилось так: я прочитаю десять строк, а старик по памяти добавит сто
строк, я начну какое-нибудь стихотворение, а он прочитает его до конца. Потом скажет:
— Теперь веришь, юноша, что я не вру, — эта книга должна храниться в золотом
сундуке?
Увлекшись, он нараспев прочёл мне стихотворение, видимо, одно из самых
полюбившихся ему во всём сборнике.
— Каково, а? — в возбуждении восклицал он. — Чем больше читаешь, тем больше
захватывает. Попробуй теперь скажи, что тут каждое слово не стоит верблюдицы?
Всё это было верно, и я не возражал. Я думал только, как бы завладеть книгой, которую
держал в руках. Этого надо было добиться любыми средствами. Где мне взять столько
верблюдиц с верблюжатами, чтобы оплатить ими за каждое слово? Да и как скажешь
старику: «Продай книгу!»? Вот он продолжает превозносить свою драгоценность до
седьмого неба. И жена-то его, оказывается, без ума от книги. И жители аула не согласятся,
чтобы редкая вещь перешла в чужие руки. Старик не оставлял у меня и тени надежды. Я
слушал его и перебирал в памяти все покупки ценных книг, сделанные мной в других местах.
Порой ими очень дорожили, но такой привязанности к своей книге я ещё ни у кого не
встречал. Право, я и не видел таких людей. Старик ничего не хочет слушать, славит и славит
свою книгу. Тогда я сделал вид, что не очень заинтересован находкой, и завёл речь о другом.
Спросил о животноводческой ферме. Спросил, верно ли, будто их аул собирается откочевать
на Аму-Дарью и там перейти на оседлое земледелие. Старик ответил про ферму и опять
вернулся к книге. Сказал, что её берут читать и родственники и друзья, и все её очень хвалят.
Он очень горд, что владеет ею, и никогда не расстанется со своим сокровищем.
Я встал, распрощался и ушёл.
Вернувшись к председателю колхоза, я признался, что у меня ничего не вышло.
— Как подойти к этому человеку? — спросил я. — Он положительно мне не под силу.
Боюсь, что старик не только не продаст, не позволит даже переписать рукопись.
Председатель не сообщил мне ничего утешительного.
— Никто из нас, — сказал он, — по осмелится сказать ему: «Продай книгу». Если она так
необходима вам, ищите способ сами, как подойти к Вельмурат-ага. Но я говорил вам — дело
трудное.
Я не собирался оставлять старика в покое и вечером снова наведался к нему. Он опять
встретил меня ласково.
— Садись, добрый юноша. Садись ближе к очагу. Я ведь знаю, кто увидит эту вещь, тот
со мной не скоро расстанется. Не ты первый, не ты последний.

Старик потянулся рукою к ковровому чувалу и, вытащив тот же шёлковый платок, извлёк
из него книгу.
— Читай, коли охота. Теперь поверил, что каждое слово стоит...
— Да, вы правы! Вполне правы, — перебил я и стал, как бы нехотя, перекидывать листы
книги. Надо было осторожно намекнуть старику о моём намерении.
— Вельмурат-ага! — нерешительно начал я.
— Что?
— Давно она в ваших руках?
— Сорок лет.
— Сорок лет?
— Да, сынок.
— Вот почему вы и помните некоторые места наизусть! Теперь ясно.
— Не только некоторые места, — поправил хозяин, — помню всё до единого слова. Могу,
не глядя, от первого листа до последнего передать по порядку все песни, какие тут есть.
Слова этих песен запечатлены в моём сердце.
— Замечательно! — воскликнул я. — Значит, теперь сама рукопись вам не нужна.
Старик вскинул на меня быстрый и острый взгляд. Он понял, чего я хочу, и как бы
спрашивал и в то же время укорял меня глазами: «Такова-то твоя цель? Вот зачем ты пришёл
в мой дом! Говори сразу!»
Смущённый, я выпалил единым духом:
— Что хотите берите, только уступите её мне! Продайте!
Старик точно преобразился. Глаза у него странно расширились, борода взъерошилась и
стала как будто ещё больше. И жена его вздрогнула, присела, потом схватилась обеими
руками за вороник платья и застыла, как каменная. Мне показалось, что от моих слов и
кибитка-то содрогнулась и бурдюки колыхнулись на стене, и даже затряслись прутья и
верёвки, свисавшие с потолка. Я сидел в смятении, не дыша. Старик наконец пришёл в себя,
вырвал у меня из рук книгу и подал жене.
— Убери на место! — строго сказал он.
Хорошо, что он тотчас же не выпроводил меня из дома. Я бы не удивился этому.
— Добрый юноша, — чуть слышно произнёс он после долгого раздумья. — Разве мы с
женой не говорили, что книга эта не выйдет из наших рук? Хоть иные и болтают, что нет на
свете вещей --">