Кнут Гамсун - Дама из Тиволи (пер. Алексеевой)

Заметив друг друга, мы оба невольно замедлили шаг, и я не успел даже ничего сообразить, как уже шёл рядом с ней.

Мы говорили о каких-то пустяках и не спеша брели по тротуару. Она мне назвала свою фамилию — это была известная в Кристиании семья — и спросила мою. Я не успел ответить, как она положила мне руку на плечо и сказала:

— А впрочем, не утруждайте себя, я и так знаю.

— Да, — ответил я, — мой друг лейтенант всегда так услужлив. Интересно, как же он представил меня?

Но её мысли уже куда-то унеслись, она показала в сторону Тиволи и воскликнула:

— Смотрите!

Человек на велосипеде взмывал в воздух и падал вниз, в море горящих факелов. Аттракцион назывался «штопор».

— Подойдём поближе? — спросил я.

— Давайте найдём скамейку, — ответила она.

Я последовал за ней, мы пошли по Драмменсвейен и дальше в парк, где она выбрала самое укромное место. Мы сели.

Я попытался завязать разговор, но тщетно, она остановила меня вкрадчивым, умоляющим жестом: не буду ли я так любезен немного помолчать? Охотно! — подумал я и замолчал. Я молчал почти полчаса, затаив дыхание и не привлекая к себе внимания. Она сидела неподвижно, в темноте светились белки её глаз, и я видел, что она всё время искоса поглядывает на меня. И под конец я почти испугался этого пронзительного, безумного взгляда и уже был готов встать и уйти, но поборол себя и только поднял руку к груди, чтобы достать часы.

— Уже десять, — сказал я. — Никакого ответа. Её глаза неотрывно смотрели на меня. И вдруг она спросила меня, даже бровью не поведя:

— Хватит ли вам мужества откопать труп ребёнка?

Это неприятно поразило меня. Сомнений не оставалось, что передо мной — сумасшедшая, но одновременно проснулось любопытство и нежелание расставаться с ней. И потому я сказал, не отводя от неё взгляда: и

— Труп ребёнка? А почему бы и нет? Нет ничего проще, я вам помогу.

— Видите ли, дитя похоронено заживо, — сказала она, — а мне очень хочется взглянуть на него ещё раз.

— Ну, разумеется, — ответил я. — Мы просто обязаны раскопать ваше дитя.

Я внимательно следил за ней. Она опять напряглась.

— Почему вы решили, что это моё дитя? — спросила она. — Я вам этого не говорила, я только сказала, что знакома с его матерью. Сейчас я вам всё расскажу.

И это существо, которое в иных случаях было не способно вести связную беседу, принялось рассказывать длинную историю, загадочную историю, которая произвела на меня глубокое впечатление. Она говорила живо и непосредственно, очень проникновенно, в её рассказе не было недомолвок и неувязок, и мне больше не приходило в голову, что она не в своём уме.

Молодая женщина — она ни разу не обмолвилась, что рассказывает о себе, — некоторое время тому назад познакомилась с господином, к которому вскоре привязалась всем сердцем и с кем потом тайно обручилась. Они часто встречались — открыто в городе или тайком, по углам, в условленный час они приходили друг к другу, то он приходил к ней, то она — к нему, иногда они встречались в темноте на той самой скамейке, на которой теперь сидели мы. Они совсем потеряли голову, и, естественно, в один прекрасный день дома узнали, в каком барышня положении. Послали за домашним доктором — она назвала фамилию одного из наших известнейших практикующих врачей — и по его рекомендации бедняжку отправили в провинцию, на попечение местной акушерки.

Время шло, родился ребёнок. Их домашний доктор из Кристиании тоже случайно оказался в этом городке, и не успела молодая мать прийти в себя, как ей сказали, что ребёнок умер. Он родился мёртвым? Нет, он прожил несколько дней.

Но всё дело в том, что ребёнок не умер. Несколько дней ребёнка к матери не приносили и только в день похорон принесли в гробу. А он не был мертв, я вам точно говорю, он был жив, и щечки румяные, и пальчики на левой руке шевелились. Пока мать рыдала, ребёнка забрали и похоронили. Всем заправлял доктор на пару с акушеркой.

Время шло. Едва бедняжка встала на ноги, она уехала домой в столицу, ещё не вполне оправившись. Там она рассказала подругам о своём пребывании в провинции, и поскольку мысль о родном дитяти не давала ей покоя, она не скрыла своих опасений, что ребёнка похоронили заживо. Девушка страдала и мучилась, дома ею гнушались, и в довершение всех бед исчез её возлюбленный, его нигде не было.

Однажды у ворот их дома остановилась коляска, её позвали прокатиться. Она села, коляска понеслась, и кучер --">