Фрэнсис Скотт Фицджеральд - В вашем возрасте

вечер?»

Они остались одни. Энни подошла к нему и сжала его руку. Он никогда прежде не сознавал с такой силой, насколько она красива; ее нежные руки были влажными от росы.

— Ты была с молодым Кембеллом, — сказал он.

— Да. Только не сходи с ума. Я чувствую… чувствую себя такой несчастной сегодня вечером.

— Несчастной?

Она села на скамью, тихо всхлипывая.

— Я ничего не могу поделать. Пожалуйста, не будь таким! Он просто хотел прокатить меня, и был такой замечательный вечер, вот я и согласилась только на часок. И мы начали разговаривать, и я не замечала времени. Мне было так жалко его.

— А как ты думаешь, что я чувствовал? — Он презирал себя, но все равно сказал это.

— Не надо, Том. Я сказала тебе, что я ужасно несчастна. Я хочу лечь спать.

— Я понимаю. Спокойной ночи, радость моя.

— О, пожалуйста, не надо так, Том. Как ты не понимаешь!

Но он понимал — в этом–то и была вся проблема. С учтивым поклоном человека другого поколения он спустился со ступенек, облитых лунным светом. Через мгновение от него осталась только тень, отбрасываемая уличными фонарями, да легкий звук шагов вдоль по улице.

IV

Все то лето он часто выходил прогуляться под вечер. Он любил постоять несколько минут перед домом, где родился, а затем — перед другим домом, где жил мальчиком. Его привычный маршрут был размечен другими памятными вехами девяностых, воспоминаниями о местах, где прежде царило веселье, ныне не существующих: ракушка прокатных конюшен Дженсена и старый каток Нушки, где каждую зиму его отец скользил по гладкому льды.

— И все–таки жалко, — бормотал он. — Чертовски жалко.

У него также вошло в привычку проходить мимо сияющих витрин аптеки, потому что здесь было посеяно семя воспоминаний другой, более близкой эпохи прошлого. Однажды он вошел и небрежно поинтересовался у клерка относительно блондинки, которая здесь прежде работала: оказалось, что она вышла замуж и уехала. Он узнал ее имя и послал ей свадебный подарок от «неизвестного поклонника», поскольку чувствовал, что именно ей он во многом обязан своим счастьем и болью. Он проиграл сражение против молодости и весны и с печалью платил штраф за непростительный в его возрасте грех — невозможность немедленно умереть. Но он рассчитывал, что эти прогулки в темноте не пройдут совсем даром; в конечном счете, все, чего он хотел, это доломать свое сильное старое сердце. Однако то, что он пережил, имело свою цену, не зависящую от того, проиграл он или победил, потому что эти три месяца — они останутся с ним навсегда.

Перевод Валерия Исхакова

--">