Мюриэл Спарк - Дом знаменитого поэта

интересовать, разъяснилось уже в такси на пути от вокзала к дому на Суисс Коттидж. Элиза была их хорошей семьи, где её считали неудачным ребёнком, и она о своём семействе тоже была невысокого мнения. Ничему толком не выучившись, она покинула дом и стала прислугой, а теперь была помолвлена с австралийским солдатом, которого определили на постой в том же Суисс Коттидж.

То ли в предчувствии скучного дня, то ли от бессонной ночи и воя сирен воздушной тревоги, меня при виде дома охватила тоска. Сад совершенно одичал и захватил всё пространство. Элиза открыла переднюю дверь, и мы вошли в темноватую комнату, которую почти целиком занимал длинный рабочий стол из простого дерева. На столе стояла банка с остатками мармелада и валялась куча бумаг рядом с высохшей чернильницей. Ещё там в углу была железная кровать с балдахином, которую называли «приютом Морриса», а на камине — фотографии, и на одной из них — школьник в очках. Всё виделось сквозь усталость Элизы и моё неприятие. Элиза, впрочем, кажется, не подозревала об изнеможении, так ясно написанном на её лице. Она даже не сняла с себя очень узкое пальто, и я удивлялась, как ей удаётся двигаться с лёгким проворством при такой усталости. Не расстёгивая тесных пуговиц, она позвонила своему приятелю и, пока я купалась в тусклой, синей и потресканной ванной комнате наверху, приготовила завтрак.

Когда я обнаружила, что она открыла, не спросив, мой саквояж и достала оттуда паёк, мне стало с ней как‑то проще, потому что это был жест, предполагавший дружбу и возвращавший к реальности. Дом, однако, продолжал раздражать меня: всё в нём было расставлено там и сям без ощутимого смысла. Я не задавала вопросов о хозяине из университетского мира, потому что боялась услышать ожидаемый ответ, что он уехал к внукам на какой‑то семейный сбор в своём родном графстве. Владельцы дома не были для меня реальностью, и я видела это жильё как принадлежащее Элизе и пропитанное ею. Мы прогулялись с ней в паб по соседству, где ждал её приятель, а с ним ещё пара солдат из Австралии и худенькая лондонка–кокни с гнилыми зубами. Элиза была счастлива и настойчиво обворожительным голосом приглашала всех зайти к ней вечером. С изысканной аристократической интонацией она потребовала, чтобы каждый принёс бутылку пива.

После обеда Элиза собиралась принять ванну и показала мне комнату где я могу поспать и, если нужно, позвонить. Комната была большая, светлая, с несколькими окнами, гораздо лучше прибрана, чем остальной дом, и уставлена книгами. Лишь одно в ней было странным: у окна прямо на полу лежал довольно толстый аккуратно застеленный матрас. Конечно, у этой постели на полу должен был быть какой‑то смысл, и я опять рассердилась на профессора за нелепое чудачество.

Обзвонив всех, я решила отдохнуть. Но прежде мне захотелось найти что‑нибудь для чтения. Подбор книг в комнате меня озадачил: они никак не вписывалась естественным образом в библиотеку человека академической направленности. Одна из них была надписана ее автором, известным прозаиком. Я обнаружила ещё одну надписанную книгу с именем получателя подарка, кинулась к ванной и крикнула Элизе через дверь:

— Это что, дом того самого поэта?

— Ну да, я ведь тебе уже говорила!

Ничего подобного она мне не говорила. Я почувствовала, что не имею права находиться здесь, потому что дом перестал быть домом Элизы, порученным ей неизвестной мне четой. Это был дом знаменитого современного поэта. Меня охватил ужас при мысли, что в любой момент он со своей семьёй может войти и обнаружить меня здесь. Я потребовала, чтобы Элиза открыла ванную и прямо сказала, что они никак не могут вернуться в ближайшие дни.

Потом я стала размышлять о самом доме, за который Элиза уже не несла ответственности. То что это был дом поэта, чьё творчество я хорошо знала, а многие стихи помнила наизусть, придавало ему совершенно иной облик.

Чтобы убедиться в этом, я вышла на улицу и остановилась точно на том же месте, откуда я впервые увидела сад через дверцу такси. Я хотела, чтобы то первое впечатление опять вернулось ко мне.

Мне вдруг стал ясен смысл разросшегося сада, который, как я теперь понимала, должен был открыться мне с первого взгляда. И комната, которая сперва просто взбесила меня, тоже обрела свой смысл, и всё, что было в ней, было таким, как ему следовало быть. Высохший пузырёк

--">