Федор Васильевич Гладков - Вольница

ВОЛЬНИЦА

I

С высокой пологой горы я увидел внизу, в широкой лощине, сказочный мир — множество белых домов с зелёными и красными крышами, церкви с высокими колокольнями, прямые улицы в садах, а дальше — необъятный, сверкающий простор. Это был Саратов и Волга. Мать сидела на возу вместе со мною и тоже не отрывала глаз от нарядного города.

— Матушки, домов-то какая тьмуща, церквей-то! Как это люди-то здесь живут? Чай, как в лесу, заплутаешься и не выберешься. А река-то! Конца-краю не видать… С баушкой Натальей, покойницей, в Саратове я не была: мы всё больше по сёлам да маленьким городкам ходили. А она здесь жила в людях. Много рассказывала об этом Саратове, а вот увидела и в глазах всё кружится…

Глубоко внизу громоздились одинокие многоэтажные корпуса, за ними — куча деревянных изб, очень похожих на деревенские, а среди них опять белые каменные дома. Поразили меня высоченные, выше колокольни, трубы, из которых чёрными Облаками поднимался дым. Слева надвигались на город отвесными обрывами горы.

По зеркальному разливу Волги плыли огромные белые дома, а за ними — чёрные длинные амбары с домиками на крыше. Это было настоящее чудо. В первое мгновение мне показалось, что пароходы и баржи реют в воздухе, и было трудно поверить, что они плывут по реке. Мать тоже смотрела на них, как заворожённая.

Отец шёл с Миколаем Подгорновым, склонив голову к плечу, и делал вид, что ничему не удивляется: ведь он уже был здесь зимою в извозе, и Саратов для него — не тёмный лес.

А Миколай развязно говорил, как бывалый человек, с вывертами, с присвистом, с плутоватым примигиваньем и хохотком:

— Вот он, вольный городок Саратов! Нигде нет такой золотой роты и жуликов по Волге, как в Саратове. У меня дружки здесь есть — балык с мёдом! Я тут работал на паровой мельнице. И в Астрахани я свойский человек. Погуляем, Вася!

Но отец отводил глаза в сторону и недружелюбно ворчал:

— С галахами, с пропащими людьми, нам хлеб-соль не есть. Как кормились, так и будем кормиться честным трудом.

Миколай презрительно пошлёпал его по спине.

— Эх ты, чучело огородное! Покатают тебя шариком да пустят кубарем, тогда и узнаешь, чего кочет хочет. Тут нашего брата, вахлака, учат буквально. Без обращения ты — чурбак. Это не деревня: тут народ вольный. И пробку выбьют, и водку выпьют. Слыхал пригудочку-то? «Вольный город наш Саратов! Нет вольней там прокуратов». Возьмём билеты на пароход, на любой: на «Самолёт», на «Волжский», на «Зевеке» — и в трактир пойдём. Я к дружкам тебя поведу.

Отец смотрел в сторону и старался отделаться от Миколая шутками:

— По трактирам я не охотник ходить, в карты не играю, вина не пью. Иди — может, с дружками-то своими последний пятак пропьёшь.

Недружелюбные насмешки отца ещё больше взбудоражили Миколая: он принял их, как завистливую похвалу, и, похохатывая, зачванился.

— У меня везде дружки по Волге: народ отпетый. Тут я — как рыба в воде. А в деревне — как рак в назьме. Сам наезжаю к родителям: по этапу-то зазорно шататься. Эти чортовы порядки — нож вострый. А баба что? Баба в городе обуза, чего ей в городе делать? Баб на мой скус в городе — хоть пруд пруди. Сейчас я с дружками так поверну, что никакая сила меня в деревню больше не затащит. Меня в Астрахани в сыщики зовут.

Отец опасливо оглядывал Миколая, но делал вид, что сочувствует ему.

— Что ж, игровое дело… ежели башку не сшибут.

Он вскочил к нам на телегу и встревоженно пробормотал:

— Ну и балаболка, ну и жулик! Ни стыда, ни совести… безотцовщина. Отбился от дома-то и в галахи попал. Сыщик! Пропадёшь с ним ни за копейку.

Мать натянула платок на глаза и враждебно поглядела вслед Миколаю, который догонял свой воз.

— Уж как я боюсь-то его! И дома он, как пёс, на баб бросался…

Терентий, Парушин сын, который вёз нас на своём возу, таращил глаза на переднюю телегу и ворчал в густую бороду:

— Вот бы кого в волости-то выдрать, да при всём народе, бродягу! И стариков бросил, и женёнку с детишками. Отцу ни гроша не шлёт — детишки голы-босы, а сам при калошах, шляпка на башке, фу-ты, ну-ты — ноги гнуты.

Мы медленно спускались с пологой горы, и город рос, громоздился передо мной каменными домами, вышками и церквами с золотыми и синими луковицами. И эти дома, похожие на дворцы, и даже деревянные избы казались огромными и загадочными. Телеги наши оглушительно грохотали по каменной мостовой бесконечной улицы, а --">