Луи Фердинанд Селин - Банда гиньолей

Луи-Фердинанд Селин Банда гиньолей

Банда гиньолей I

Читатели благосклонные, не ахти как и ах, как не! Критики! Накликал я опять бурю «Бандой гиньолей» своей, книгой первой! Не судите слишком скоро! Дождитесь продолжения! Книги второй! книги третьей! там все проясняется! развивается, становится на свои места! Вам недостает ни мало ни много трех четвертей! Разве так можно? Издавать пришлось, понимаете, спешно, обстоятельства так повернулись, что нынче жив, а завтра нет! Кто? Деноэль? Вы? Я?.. Я замахнулся на тысячу двести страниц! Представляете?

«Спасибо, что предупредил! продолжение мы уж точно покупать не станем! Он вор! И книга его бездарна! Зануда он! Паяц! Грубиян! Предатель! Жид!»

В одном лице.

Знаю, знаю, не привыкать… старая песенка! Всем я поперек горла.

А если лет через двести с гаком по этой книге школьные сочинения писать будут? Что вы тогда скажете?

«Ну, уж извините! куда хватил! А многоточия? многоточия ваши! опять! везде! возмутительно! Он французский язык калечит! Это ж какая подлость! В тюрьму его! Верните наши деньги! Тошнит от него! Дополнения все коверкает! паразит! Смотреть противно!»

Короче, жуть!

«Ведь читать невозможно! Похабник! Подонок! Мошенник!»

Мало этого.

Является Деноэль, он вне себя!..

«Послушайте, я тут ничего не понимаю! Чудовищно! Невероятно! В книге сплошь одни потасовки! Это вообще не книга! Катастрофы не миновать! Ведь ни начала, ни конца!»

Принеси ему «Короля Лира», он, поди, и там ничего, кроме резни, не увидит.

Интересно, что он видит в жизни?

А потом все устаканивается… все свыкаются!., все честь честью… до следующей книги!

И такая чехарда всякий раз. Повопят, повопят и угомонятся. Им, что ни напиши, все не по нраву. Им прямо дурно становится!.. Уй-уй-уй!.. А длинно-то как!., скучища!.. Все что-нибудь да не так!.. Потом вдруг — раз, и все без ума! Поди их пойми! Ну, хоть тресни! Капризы — да и только! По моим расчетам, на вызревание уходит по меньшей мере год… пока наругаются вдоволь, желчь свою изольют, растрезвонят по всему свету, выговорятся… Потом наступает затишье… Книгу покупают… тайком… сто, двести тысяч… читают… бранятся… а двадцать тысяч ее превозносят, выучивают наизусть… вот тебе и бессмертие!

Всякий раз по одному и тому же сценарию.

Вспомните, «Смерть в кредит» была встречена шквальным огнем невиданной интенсивности, злобности и желчности! Отборное воинство критиков в полном составе, клирики, масоны, евреи, снобы, спесивые дамочки, очкарики, шептуны, атлеты, склочники — целый легион — встали все как один, глазами сверкают дико, на губах пена!

Ату его!

А после пена оседает, и сегодня, видите ли, «Смерть в кредит» уже ставят выше «Путешествия». Он у нас всю бумагу сжирает! Безобразие!

Вот таким путем…

«Там у вас сплошь «мать» да «говно»! нецензурщина! Она-то и привлекает к вам поклонников!»

Вижу, вижу, к чему вы клоните! Говорить легко! А вы попробуйте! напишите! Даже и «говна»-то не получится! Не так все просто!

Я вас немножечко в курс дела введу, за кулисы, так сказать, впущу, чтоб вы себе иллюзий не строили… я поначалу тоже строил… теперь нет… опыт, знаете ли.

Чудно прямо: слюной брызжут, кипятятся… Обсуждают, зачем многоточия… не издевка ли, дескать… и потом — то да се… что он о себе вообразил!., позерство, мол… и все такое прочее!., обратите внимание на запятые!., а что я думаю — это их не интересует!.. Мне других в пример ставят… Я не завистлив, можете поверить!.. Мне тысячу раз наплевать! Пусть превозносят кого угодно!.. Только я лично эти книги читать не могу… На мой взгляд, там одни лишь наметки, они не написаны, мертворождены, ни рыба ни мясо, в них жизни нет… вроде как мелочи не хватает… а может, они живут, как пишут, велеречиво, риторично, в глазах от чернил черным-черно, и умирают, захлебнувшись фразой. Печальная участь! Но о вкусах не спорят.

На черта нам такое убожество, скажете вы… Да ведь, приукрась я его, вы ни строчки прочесть не сможете! И потом, коли мы так разоткровенничались, я вам еще одну тайну открою… чудовищную… мрачнее некуда… такую жуткую, что уж лучше я ее с вами разделю!., она мне всю жизнь исковеркала…

Это насчет деда, звали его Огюстом Детушем… так вот, я должен признаться, что он специализировался на риторике, преподавал ее даже в гаврском лицее, а к 1855 году прямо-таки известность приобрел.

Понимаете теперь, почему я всегда начеку. Витийство у --">