Эдуард Георгиевич Багрицкий - Стихи

красным каблучком,

И маленький индус в лазоревом тюрбане

Несет тяжелый шлейф, расшитый серебром.

Она одна идет к заброшенному молу,

Где плещут паруса алжирских бригантин,

Когда в закатный час танцуют фарандолу,

И флейта дребезжит, и стонет тамбурин.

От палуб кораблей так смутно тянет дегтем,

Так тихо шелестят расшитые шелка.

Но ей смешней всего слегка коснуться локтем

Закинувшего сеть мулата-рыбака…

А дома ждут ее хрустальные беседки,

Амур из мрамора, глядящийся в фонтан,

И красный попугай, висящий в медной клетке,

И стая маленьких безхвостых обезьян.

И звонко дребезжат зеленые цикады

В прозрачных венчиках фарфоровых цветов,

И никнут дальних гор жемчужные громады

В беретах голубых пушистых облаков,

Когда ж проснется ночь над мраморным балконом

И крикнет козодой, крылами трепеща,

Она одна идет к заброшенным колоннам,

Окутанным дождем зеленого плюща…

В аллее голубой, где в серебре тумана

Прозрачен чайных роз тягучий аромат,

Склонившись, ждет ее у синего фонтана

С виолой под плащом смеющийся мулат.

Он будет целовать пугливую креолку,

Когда поют цветы и плачет тишина…

А в облаках, скользя по голубому шелку

Краями острыми едва шуршит луна.

1915

Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов. Москва, «Художественная литература», 1988.

(обратно)

Контрабандисты

По рыбам, по звездам

Проносит шаланду:

Три грека в Одессу

Везут контрабанду.

На правом борту,

Что над пропастью вырос:

Янаки, Ставраки,

Папа Сатырос.

А ветер как гикнет,

Как мимо просвищет,

Как двинет барашком

Под звонкое днище,

Чтоб гвозди звенели,

Чтоб мачта гудела:

«Доброе дело! Хорошее дело!»

Чтоб звезды обрызгали

Груду наживы:

Коньяк, чулки

И презервативы…

Ай, греческий парус!

Ай, Черное море!

Ай, Черное море!..

Вор на воре!

. . . . . . . . . .

Двенадцатый час —

Осторожное время.

Три пограничника,

Ветер и темень.

Три пограничника,

Шестеро глаз —

Шестеро глаз

Да моторный баркас…

Три пограничника!

Вор на дозоре!

Бросьте баркас

В басурманское море,

Чтобы вода

Под кормой загудела:

«Доброе дело!

Хорошее дело!»

Чтобы по трубам,

В ребра и винт,

Виттовой пляской

Двинул бензин.

Ай, звездная полночь!

Ай, Черное море!

Ай, Черное море!..

Вор на воре!

. . . . . . . . . .

Вот так бы и мне

В налетающей тьме

Усы раздувать,

Развалясь на корме,

Да видеть звезду

Над бугшпритом склоненным,

Да голос ломать

Черноморским жаргоном,

Да слушать сквозь ветер,

Холодный и горький,

Мотора дозорного

Скороговорки!

Иль правильней, может,

Сжимая наган,

За вором следить,

Уходящим в туман…

Да ветер почуять,

Скользящий по жилам,

Вослед парусам,

Что летят по светилам…

И вдруг неожиданно

Встретить во тьме

Усатого грека

На черной корме…

Так бей же по жилам,

Кидайся в края,

Бездомная молодость,

Ярость моя!

Чтоб звездами сыпалась

Кровь человечья,

Чтоб выстрелом рваться

Вселенной навстречу,

Чтоб волн запевал

Оголтелый народ,

Чтоб злобная песня

Коверкала рот, —

И петь, задыхаясь,

На страшном просторе:

«Ай, Черное море,

Хорошее море..!»

1927

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.

(обратно)

Встреча

Меня еда арканом окружила,

Она встает эпической угрозой,

И круг ее неразрушим и страшен,

Испарина подернула ее…

И в этот день в Одессе на базаре

Я заблудился в грудах помидоров,

Я средь арбузов не нашел дороги,

Черешни завели меня в тупик,

Меня стена творожная обстала,

Стекая --">