Иннокентий Федорович Анненский - Стихотворения, не вошедшие в авторские сборники

^{<Осень 1904>}

НА СЕВЕРНОМ БЕРЕГУ

Бледнеет даль. Уж вот он — день разлуки,

Я звал его, а сердцу все грустней…

Что видел здесь я, кроме зла и муки?

Но все простил я тихости теней.

Все небесам в холодном их разливе,

Лазури их прозрачной, как недуг,

И той меж ив седой и чахлой иве —

Товарищам непоправимых мук.

И грустно мне, не потому, что беден

Наш пыльный сад, что выжжены листы,

Что вечер здесь так утомленно бледен,

Так мертвы безуханные цветы.

А потому, что море плещет с шумом,

И синевой бездонны небеса,

Что будет там моим закатным думам

Невмоготу их властная краса…

^<1904>

ЧЕРНОЕ МОРЕ

Простимся, море… В путь пора.

И ты не то уж: все короче

Твои жемчужные утра,

Длинней тоскующие ночи,

Все дольше тает твой туман,

Где все белей и выше гребни,

Но далей красочный обман

Не будет, он уж был волшебней.

И тщетно вихри по тебе

Роятся с яростью звериной,

Все безучастней к их борьбе

Твои тяжелые глубины.

Тоска ли там или любовь,

Но бурям чуждые безмолвны,

И к нам из емких берегов

Уйти твои не властны волны.

Суровым отблеском ножа

Сверкнешь ли, пеной обдавая,-

Нет! Ты не символ мятежа,

Ты — Смерти чаша пировая.

^<1904>

СОЛНЕЧНЫЙ СОНЕТ

Под стоны тяжкие метели

Я думал — ночи нет конца:

Таких порывов не терпели

Наш дуб и тополь месяца.

Но солнце брызнуло с постели

Снопом огня и багреца,

И вмиг у моря просветлели

Морщины древнего лица…

И пусть, как ночью, ветер рыщет,

И так же рвет, и так же свищет,-

Уж он не в гневе божество.

Кошмары ночи так далеки,

Что пыльный хищник на припеке —

Шалун — и больше ничего.

^<1904?>

БРАТСКИЕ МОГИЛЫ

Волны тяжки и свинцовы,

Кажет темным белый камень,

И кует земле оковы

Позабытый небом пламень.

Облака повисли с высей,

Помутнелы — ослабелы,

Точно кисти в кипарисе

Над могилой сизо-белы.

Воздух мягкий, но без силы,

Ели, мшистые каменья…

Это — братские могилы,

И полней уж нет забвенья.

^{Севастополь}

^<1904>

ОПЯТЬ В ДОРОГЕ

Луну сегодня выси

Упрятали в туман…

Поди-ка, подивися,

Как щит ее медян.

И поневоле сердцу

Так жутко моему…

Эх, распахнуть бы дверцу

Да в лунную тюрьму!

К тюрьме той посплывались

Не тучи — острова,

И все оторочались

В златые кружева.

Лишь дымы без отрады

И устали бегут:

Они проезжим рады,

Отсталых стерегут,

Где тени стали ложны

По вымершим лесам…

Была ль то ночь тревожна

Иль я — не знаю сам…

Раздышки все короче,

Ухабы тяжелы…

А в дыме зимней ночи

Слилися все углы…

По ведьминой рубахе

Тоскливо бродит тень,

И нарастают страхи,

Как тучи в жаркий день.

Кибитка все кривее…

Что ж это там растет?

«Эй, дядя, поживее!»

«Да человек идет…

Без шапки, без лаптишек,

Лицо-то в кулачок,

А будто из парнишек…»

«Что это — дурачок?»

«Так точно, он — дурашный…

Куда ведь забрался,

Такой у нас бесстрашный

Он, барин, задался.

Здоров ходить. Морозы,

А нипочем ему…»

И стыдно стало грезы

Тут сердцу моему.

Так стыдно стало страху

От скраденной луны,

Что ведьмину рубаху

Убрали с пелены…

Куда ушла усталость,

И робость, и тоска…

Была ли это жалость

К судьбишке дурака,-

Как знать?.. Луна высоко

Взошла — так хороша,

Была не одинока

Теперь моя душа…

^{Вологодский поезд}

^{30 марта 1906}

ЕЛЬ МОЯ, ЕЛИНКА

Вот она — долинка,

Глуше нет угла,-

--">