Константин Константинович Случевский - Лирические

греет, обещает…

Но голос тот зовет других!

Обманет их… Обнимет степью

И ночью, так же как меня,

Назло, в упрек великолепью

Едва замеченного дня!

2

И вернулся я к ним после долгих годов,

И они все так рады мне были!

И о чем уж, о чем за вечерним столом

Мы не вспомнили? Как не шутили?

Наши шумные споры о том и другом,

Что лет двадцать назад оборвались,

Зазвучали опять на былые лады,

Точно будто совсем не кончались.

И преемственность юных, счастливейших дне

Та, что прежде влекла, вдохновляла,

Будто витязя труп под живою водой,

В той беседе для нас — оживала…

3

О, где то время, что, бывало,

В нас вдохновение играло

И воскурялся фимиам

Теперь поверженным богам?

Чертогов огненных палаты

Горели — ярки и богаты;

Был чист и светел кругозор!

Душа стремилась на простор,

Неслась могуществом порыва

Назло непрочному уму,

На звук какого-то призыва,

Бог весть зачем, бог весть к чему!

Теперь все мертвенно, все бледно…

То праздник жизни проходил,

Сиял торжественно, победно,

Сиял… и цвет свой обронил.

4

В глухом безвременье печали

И в одиночестве немом

Не мы одни свой век кончали,

Объяты странным полусном.

На сердце — желчь, в уме — забота,

Почти во всем вразумлены;

Холодной осени дремота

Сменила веянья весны.

Кто нас любил — ушли в забвенье,

А люди чуждые растут,

И два соседних поколенья

Одно другого не поймут.

Мы ждем, молчим, но не тоскуем,

Мы знаем: нет для нас мечты…

Мы у прошедшего воруем

Его завядшие цветы.

Сплетаем их в венцы, в короны,

Порой смеемся на пирах…

Совсем, совсем Анакреоны,

Но только не в живых цветах.

«Когда обширная семья…»

Когда обширная семья

Мужает и растет,

Как грустно мне, что знаю я

То, что их, бедных, ждет.

Соблазна много, путь далек!

И, если час придет,

Судьба их родственный кружок

Опять здесь соберет!

То будет ломаный народ

Борцов-полукалек,

Тех, что собой завалят вход

В двадцатый, в лучший век…

Сквозь гробы их из вечной тьмы

Потянутся на свет

Иные, лучшие, чем мы,

Борцы грядущих лет.

И первым добрым делом их,

Когда они придут,

То будет, что отцов своих

Они не проклянут.

«Нет, жалко бросить мне на сцену…»

Нет, жалко бросить мне на сцену

Творенья чувств и дум моих,

Чтобы заимствовать им цену

От сил случайных и чужих,

Чтобы умению актера

Их воплощенье поручать,

Чтоб в лжи кулис, в обмане взора

Им в маске правды проступать;

Чтоб, с завершеньем представленья,

Их трепет тайный, их стремленья —

Как только опустеет зал,

Мрак непроглядный обуял.

И не в столбцах повествованья

Больших романов, повестей

Желал бы я существованья

Птенцам фантазии моей;

Я не хочу, чтоб благосклонный

Читатель в длинном ряде строк

С трудом лишь насладиться мог,

И чтобы в веренице темной

Страниц бессчетных лишь порой

Ронял он с глаз слезу живую,

Нерукотворную, святую,

Над скрытой где-нибудь строкой,

И чтоб ему, при новом чтеньи,

Строки заветной не сыскать…

Нет обаянья в повтореньи,

И слез нельзя перечитать!

Но я желал бы всей душою

В стихе таинственно-живом

Жить заодно с моей страною

Сердечной песни бытием!

Песнь — ткань чудесная мгновенья —

Всегда ответит на призыв;

Она — сердечного движенья

Увековеченный порыв;

Она не лжет! Для милых песен

Великий божий мир не тесен;

Им книг не надо, чтобы жить;

Возникшей песни не убить;

Ей сроков нет, ей нет предела,

И если песнь прошла в народ

И песню молодость запела, —

Такая песня не умрет!

СТАРЫЙ БОЖОК

Освещаясь гаснущей зарей,

Проступая в пламени зарницы,

На холме --">