Константин Константинович Случевский - Женщина и дети

Константин Случевский ЖЕНЩИНА И ДЕТИ

«Будто месяц с шатра голубого…»

Будто месяц с шатра голубого,

Ты мне в душу глядишь, как в ручей…

Он струится, журча бестолково

В чистом золоте горних лучей.

Искры блещут, что риза живая…

Как был темен и мрачен родник —

Как зажегся ручей, отражая

Твой живой, твой трепещущий лик!..

«Ты сидела со мной у окна…»

Ты сидела со мной у окна.

Все дома в темноте потонули.

Вдруг глядим: заалела стена,

Искры света по окнам мелькнули.

Видим: факелы тащат, гербы,

Ордена на подушках с кистями,

В мрачных ризах шагают попы

И чернеют в огнях клобуками;

Дроги, гроб! И от гроба в огне

Будто зарево нас освещало…

Ты так быстро склонилась ко мне,

Жить желая во что бы ни стало!

«О, в моей ли любви не глубоко…»

О, в моей ли любви не глубоко!

Ты мне в сердце, голубка, взгляни:

Сколько зависти в нем и порока?!

И какие пылают огни?!

В тех великих огнях, недвижима,

Вся в священном дыму алтарей,

Ты, как идол пылающий, чтима

Беспредельной любовью моей…

«Мне ее подарили во сне…»

Мне ее подарили во сне;

Я проснулся — и нет ее! Взяли!..

Слышу: ходят часы на стене, —

Встал и я, потому что все встали.

И брожу я весь день, как шальной,

И где вижу, что люди смеются, —

Мнится мне: это смех надо мной,

Потому что нельзя мне проснуться!

НЕВЕСТА

В пышном гробе меня разукрасили, —

А уж я ли красой не цвела?

Восковыми цветами обставили, —

Я и так бесконечно светла!

Медью темной глаза— придавили мне —

Чтобы глянуть они не могли;

Чтобы сердце во мне не забилося, —

Образочком его нагнели!

Чтоб случайно чего не сказала я, —

Краткий срок положили — три дня!

И цветами могилу засыпали,

И цветы придушили меня…

«Я ласкаю тебя, как ласкается бор…»

Я ласкаю тебя, как ласкается бор

Шумной бурею, в темень одетой!

Налетает она, покидая простор,

На устах своих с песней запетой.

Песня бури сильна! Чуть в листву залетит —

Жизнь лесную до недр потрясает,

Рвет умершую ветвь, блеклый лист не щадит,

Все отжившее наземь кидает…

И ты бурю за песню ее не кори,

Нет в ней злобы, любви к разрушенью:

Очищает прогалины краскам зари

И простор соловьиному пенью…

«Тебя он в шутку звал старушкой…»

Тебя он в шутку звал старушкой,

Тобою жил для добрых дел,

Тобой был весел за пирушкой,

Тобой был честен, горд и смел!

В него глаза твои светили…

Так луч, в глубь церкви заронен,

Идет по длинной ленте пыли

Играть под ризами икон.

Погасла ты, и луч затмился,

Мрак человека обуял,

И не поверить: как светился

В той тьме кромешной — идеал?!

В БУРЮ

Я приехал к тебе по Леману;

И сердит, и взволнован Леман!

И оделись Савойские Альпы

В темно-серый, свинцовый туман.

В небесах разыгралася буря,

Из ущелий гудят голоса;

Опалил мне лицо мое ветер,

Растрепал он мои волоса…

И гуляли могучие волны,

Я над ними веселый скользил

И с вершин их по пенистым скатам

Глубоко, глубоко уходил.

Буря шла и в тревожном величье

Раздавить собиралась меня;

Только смерть от меня сторонилась —

Был я весел и полон огня.

И я верил, что мне не погибнуть,

Что я кончу назначенный путь,

Что я должен предстать пред тобою,

И нельзя мне, нельзя утонуть!

«Вот она, моя дорога…»

Вот она, моя дорога, —

В даль далекую манит…

Только — с ивой у порога

Подле домик твой стоит.

Точно руки, простирает

Ива ветви вдоль пути

И пройти мне в даль мешает,

Чуть задумаю пройти.

Днем пытался — сил не хватит…

Ночью… Ночью я бы мог,

Да вот тут-то --">