Константин Дмитриевич Бальмонт - Ясень

меня ли Демоны качали

Живую люльку вымыслов и сна?

За пеленой сомлеет пелена.

Как хорошо мне в лунной здесь печали,

Душа-невеста снегом убрана.

Имена

Есть волшебство вещей и их имён,

Есть буквенное, нет, лишь звуковое

Гадание в преджизненном покое,

Что, угадавшись, выявило сон.

Есть в бедных сёлах колокольный звон,

Есть яростность в ликующем гобое,

Их слушаешь, и хочешь слушать вдвое,

Затем, что в них угадан небосклон.

От пламеней вселенского пожара

До первых капель кроткого огня,

Что влагой стал, дождём упал, звеня, –

В сознанье звуковая зрела чара,

Колодец угадания, без дна.

Так всколосились в мире имена.

Тайна

Среди древнейших землеописаний

Забыт один могучий Океан,

Меж тем как самый яркий в нём обман,

И самый нежный свет, как в зыбкой ткани.

Безумна водокруть его рыданий,

Звенящей мглы пьянительный кальян

В веках тоски Земле от Неба дан,

И звёздный смысл сквозит в священной дани.

Единое из всех земных морей,

Где можно пить. И пьём мы ненасытно.

Вселенная глядит в него. И слитно

С бездонностью, наш разум, как ручей,

Лиясь из тайн, втекает в Тайну, льётся.

Тот Океан здесь Музыкой зовётся.

Канун

Что лучше в мечте многозвонной,

  Чем полный надежды канун?

  Смычок, чуть коснувшийся струн.

Любовь в предулыбке влюблённой.

  Наш дух в несвершённостях юн.

Что лучше, чем цветик оврага,

  Цветущий на мленье снегов?

  Рожденье, в камнях, родников.

Пленительна пряная брага,

  Во здравие юных богов.

Что лучше родных навечерий,

  С мерцанием ласковых свеч?

  Восславим заветы предтеч.

Раскроем для счастья все двери.

  Кто ждёт, – и дождётся он встреч.

Наручни

Качаюсь. Качаясь, качаю.

Тихонько и верно точу.

Скольжу по оконному краю.

В душе возжигаю свечу.

Прочтя заклинанье в алмазе,

По острому острым черчу.

Вселенная – в видящем глазе.

Вселенная будет моя.

Сотрутся железные вязи.

Ветров заиграет струя.

Сорвётся оконная рама.

В утонченных наручнях я.

В тюрьме. И в преддверии храма.

Поющее дерево

Я дошёл до звенящего дерева,

  Там ветви слагались в храм.

Благовонное алое марево,

  Огонь и жертва богам.

Я стоял у поющего дерева,

  Был брат я шмелям и жукам.

И с пчелой устремлялся я в зарево,

  Был пономарь мотылькам.

Я стихами,

И мечтою,

Молодою,

Им звонил.

Под ветвями,

Меж цветами,

Был в том храме

Звон кадил.

Я с Весною,

Как струною,

К свету, к зною

Говорил.

Были взоры,

Разговоры,

Были хоры

Нежных сил.

Я с осою

Полосою

Нижних воздухов летел.

Я смеялся,

Расцвечался,

Забавлялся,

Как хотел.

Вот с пчелою отягчённой

В улей сонный я лечу,

В улей звонный, отдалённый,

Держим путь мы по лучу.

Вот и бронзовка, с крылами

Как златистый изумруд,

Зеленея над цветами,

Потонула в гулком храме,

Радость в песне, Солнце с нами,

Здравствуй, бронзовка, я тут.

  И в этих чащах,

  И в этих кущах,

  Ветвей поющих,

  И пчёл звенящих,

  В благоуханье,

  И в озаренье,

  В оцепененье,

  И расцветанье,

  Упившись мёдом,

  Первичным млеком,

  Я с вешним годом,

  Нечеловеком, –

  Нечеловеком,

  По тайным всходам,

  Лечу и рею,

  И разумею.

  Мечтой моею

  Всхожу к порогам

  Иного сада,

  Иного лада,

  Иного строя,

  Где заодно я

  С Всесильным Богом,

  Мы Вечность мерим

  Весенней птицей,

  Весёлым зверем,

  Их вереницей,

  Лучом, зарницей, –

  Средь снов текущих,

  С пчелой летящей

  Сквозистой чащей

  Ветвей цветущих,

  Я в райских кущах,

  В Весне манящей

  Я стих звенящий.

Зверь-цветок

Ведя как бы расплавленным металлом,

Хочу в стихе я вывести узор.

Есть зверь-цветок, зовущийся кораллом.

Цветок с цветком, поёт безгласный хор.

Они растут согласными чертами,

Слагая титанический собор.

На кратере потопшем, чередами,

В столетиях свою свивая цепь,

Восходят звери мерными рядами.

Их мысль, и хоть, и сон, и явь, и --">