Владислав Эдуардович Черенков - Три ада

                                                                                 взором

                                                                      в прекрасную даму.

Поверьте мне на слово,

                                                               как в государственные займы, —

вот – возьмите сладких апельсинов:

я любил немногих. Однако – сильно.

Да, поверьте в моей грудной области

                                          желание блага и доблести

в эпоху биения сердца и

                     трепета восторженных речей…

– …ну хватит.

В голове у владыки маячит

                     дочуркин брак на сыне Благодетеля.

Немой кивок.

– Спасибо за доверие.

– Привет,

ты помнишь,

                     как пахнет сырой резедой горизонт?

Собирайся пойдём.

                            За окном не сезон – неси зонт,

                   нас опять унесёт простор в полусон:

свой огонь тебе

                              посвятил,

чтобы не заблудилась —

                              посветил.

Мы любим истории про

                              чёрный дом,

один за другим – рассказ

                             очередной.

В темноте

                     ночей

зимой

страшные истории

нам говорили

                     люди:

как чёрная-чёрная

                             ночь

меня с тобой погубит.

Но мы спасли друг друга

                            от страшного

                                                      мира.

Будет о тебе последняя

                                          моя молитва;

печальные глаза

                     простят всё то,

чего прощать нельзя.

Нам достаточно минуты,

                     чтобы вспомнить всё;

всегда со мною голос твой,

                     мы потерялись среди звёзд.

Я хочу побыть

                                 в соседстве

                                          сердца твоего;

                                наша смелость

поборола

                                          серость одного.

Я беспечный друг

твоих усталых рук,

в твоих тонких пальцах видел жизнь;

мы сокрушим

                     все страшные рассказы,

мы спасём друг друга

                     и об этом миру мы не скажем.

Теперь прости,

                               откланяюсь.

Вернул тебя обратно в замок я

                                                               в точности по времени

и в вечности момента

ускользаю.

СОЛИПСИСТ

                              сердце

                                                  проводом,

солипсистом чувствую себя —

и вдруг:

                     пропало сердце с проводом

                                                                      без повода;

и вдруг:

надвое порушилась земля,

как опричнина, —

обиженки попали под страты вен,

я держу солнце, будто стратосфера.

Да, я к миру приспособлен,

хотя не бы́л приспособленцем.

Я не коммунист,

                               но дедушка нам показал пример,

как надо делать революцию —

я сделаю её культурной,

                     но не нужны ликбезы,

                     они делают тебя безликим.

Новые перо и кисть

                              делят мир напополам:

за победу «нового»

          я поджигаю пламя прямиком из Рима;

целюсь в «старое»:

          окурок сжимаю,

                              на курок нажимаю незримый.

Смотрю в зеркало и говорю: «И ты Брут», —

не знаю кто тут —

                                          но даже он пропал.

В зале стиснув

                              сердце

                                                  проводом,

солипсистом чувствую себя —

и вдруг:

                     пропало сердце с проводом

                                                                      без повода;

и вдруг:

надвое порушилась земля,

как опричнина, —

обиженки попали под страты вен,

я держу солнце, будто стратосфера.

Да, меня мучает

                               цейтнот,

но меня спасает

                               цвет нот;

я начинаю кричать,