Рюрик Рок , Аэций Ранов , Лазарь Сухаребский - От ничевоков чтение: Вам

От ничевоков чтение: ВАМ

«Мы пока последние трещины

Что не залил в мире прогресс

Мы последние в нашей династии

Так любите ж в оставшийся срок»…

В. Шершеневич

Редакция С. М. Сухаребского

Манифест от ничевоков

Заунывно тянутся в воздухе похоронные звуки медного колокола; медленно колышется под печальный трезвон, по дороге Жизни, покрытой пылью и усыпанной терниями мрачный катафалк смерти, на котором лежит сухой, бессочный, желтый труп поэзии в выданном по купону широкого потребления, наскоро сколоченном гробу эпох. Позади плетутся ковыляют, молча пережевывая слезы седые старички, ветераны и инвалиды поэзии, шатая старческими дрожащими, ослабленными членами, сзади шамкают ногами дерзкие из дерзких умершей поэзии: футуристы всех мастей, имажисты, экспрессионисты групцы, группки, группики.

И только вдали смотрим на это мы ничевоки, ставящие диагноз паралича и констатирующие с математической точностью летальный исход.

О, великий поэт, гигант и титан, последний борец из бывшей армии славных Вадим Шершеневич радуйся и передай твою радость своему другу, автору высокочтимой «Магдалины» Мариенгофу, шепни на ухо Есенину о том, что ни тебе, ни твоим потомкам не придется:

«Вадим Шершеневич пред толпой безликой,

Выжимает, как атлет, стопудовую гирю моей головы».

Вам, написавшим собрание поэз «Мы», мы вручаем свой манифест.

Читайте и подписывайтесь *).

У свежевырытой могилы стал мрачный кортеж смерти и гулко и тупо стучат влажные комья глины об осиновую крышку гроба эпох. Эфир впитывает звуки и поглощает, а Жизнь дающее солнце льет свои живительные лучи на прекрасную трехмерность пространства.

От лица ничевоков президиум:

М. Агабабов.

А. Ранов.

Л. Сухаребский.

*) P. S. Подписи собираются: Мал. Афанасьевский пер., д.2, кв. 18, от 3 до 5 ч. дня.

1920 год.

Аэций Ранов

С благодарностью любви, листки посвящаю Елене Николаевой

Прелюдия к «Мертвому человеку»

Дал удар в дар годов

Пустоты Мариенгоф,

А ты, а ты без движения азов

Пьешь, хлещешь цистерну тоски.

  Зри летит последний мили

  На разновесок киль судьбы,

  Першат плошки любви к Миле

  Пред рампой духа бириби.

Вбит в упор гор

Гвоздь

Пред динамитом вселенской любви:

Вы – кость.

  Леса щемят в обьятьях облака…

  Руки лакают, лакают…

  Труб губы вдавились в звезд соски:

  Решено времена коммунизма близки.

Стянуты в пруд

Орут мертвецы,

Мрут и орут,

В тины тенетах смерти трут.

  Красный нерв удел дел,

  Революция пылесос тоски:

  Так вот отчего так неудержимо близки

  Я и, мертвый Шура, ты.

Апрель 20 г. Сыпно-Тифозный Барак.

«Золоту чуши пропасть…»

Золоту чуши пропасть,

Лоту, до глубин небытия шесту,

Еще клиника просвету

Острого, тучи сквозь, наискось.

  К лету жизни не вырвать из фантазии тела

  Победу у пепельного дождя образов,

  Двадцать лет Помпею неверия выбивала раз за разом

  Ума наковальня у стенки мира на расстреле.

Обухом Эйфеля не перешибить тучи,

Саранчи выкриков, криков:

Выговорю от засухи перепевов пылью куч,

Десятина нечесаной вики.

  Желтым, поганым кричу криком

  Вопль о конце концевом:

  Вы увидите меня человека, поэта на лыком

  Обтесанном годе венцом.

В двадцать лет, как и в сто двадцать

Буду в лахмотьях перепевов кое-как одет,

В куче мертвой красот поэзии ковыряться,

Я, уже наверно, последний пророк и поэт.

  Разве воплю простор

  Взломать замок змеи уст?

  Истасканности пев штор

  Не обновит никакой лучей куст.

Пуст Иеремия твой

Куст

Времени хруст

Ритма открой

На кой, на кой…

Он нужен вам, тем, что из кожи

Гложут безмозглую кость –

И тебя золотая достижений пропасть,

Сгложет в зубов ложе.

г. Лебедянь.

«Возьму вашу силу…»

Гиточке.

Возьму вашу силу,

Голову сил,

Душу щуплую, пряную,

Руками косилки скосил

Шеи стебля данную.

  Черные глаз чернила

  Никуда мне никогда не выплеснуть

  Другим поцелуям брода

  Не отыскать и в воздухе спелом киснуть

  Кистями

Слобода Белопесоцкая. 1920.