Александр Сергеевич Пушкин - Стихи не для дам

невинной жил еврейкой,

Ее кормил — и больше ничего.

Но, братие, с небес во время оно

Всевышний бог склонил приветный взор

На стройный стан, на девственное лоно

Рабы своей — и, чувствуя задор,

Он положил в премудрости глубокой

Благословить достойный вертоград.

Сей вертоград, забытый, одинокий,

Щедротою таинственных наград.

Уже поля немая ночь объемлет;

В своем углу Мария сладко дремлет.

Всевышний рек, — и деве снится сон:

Пред нею вдруг открылся небосклон

Во глубине своей необозримой;

В сиянии и славе нестерпимой

Тьмы ангелов волнуются, кипят,

Бесчисленны летают серафимы,

Струнами арф бряцают херувимы,

Архангелы в безмолвии сидят,

Главы закрыв лазурными крылами, —

И, яркими одеян облаками,

Предвечного стоит пред ними трон.

И светел вдруг очам явился он…

Все пали ниц… Умолкнул арфы звон.

Склонив главу, едва Мария дышит,

Дрожит как лист и голос бога слышит:

«Краса земных любезных дочерей,

Израиля надежда молодая!

Зову тебя, любовию пылая,

Причастница ты славы будь моей:

Готова будь к неведомой судьбине,

Жених грядет, грядет к своей рабыне».

Вновь облаком оделся божий трон;

Восстал духов крылатый легион,

И раздались небесной арфы звуки…

Открыв уста, сложив умильно руки,

Лицу небес Мария предстоит.

Но что же так волнует и манит

Ее к себе внимательные взоры?

Кто сей в толпе придворных молодых

С нее очей не сводит голубых?

Пернатый шлем, роскошные уборы,

Сиянье крил и локонов златых,

Высокий стан, взор томный и стыдливый —

Все нравится Марии молчаливой.

Замечен он, один он сердцу мил!

Гордись, гордись, архангел Гавриил!

Пропало все. — Не внемля детской пени,

На полотне так исчезают тени,

Рожденные в волшебном фонаре.

Красавица проснулась на заре

И нежилась на ложе томной лени.

Но дивный сон, но милый Гавриил

Из памяти ее не выходил.

Царя небес пленить она хотела,

Его слова приятны были ей,

И перед ним она благоговела, —

Но Гавриил казался ей милей…

Так иногда супругу генерала

Затянутый прельщает адъютант.

Что делать нам? судьба так приказала, —

Согласны в том невежда и педант.

Поговорим о странностях любви

(Другого я не смыслю разговора)

В те дни, когда от огненного взора

Мы чувствуем волнение в крови,

Когда тоска обманчивых желаний

Объемлет нас и душу тяготит,

И всюду нас преследует, томит

Предмет один и думы и страданий, —

Не правда ли? в толпе младых друзей

Наперсника мы ищем и находим.

С ним тайный глас мучительных страстей

Наречием восторгов переводим.

Когда же мы поймали на лету

Крылатый миг небесных упоений

И к радостям на ложе наслаждений

Стыдливую склонили красоту,

Когда любви забыли мы страданье

И нечего нам более желать, —

Чтоб оживить о ней воспоминанье,

С наперсником мы любим поболтать.

И ты, господь! познал ее волненье,

И ты пылал, о боже, как и мы.

Создателю постыло все творенье,

Наскучило небесное моленье, —

Он сочинял любовные псалмы

И громко пел: «Люблю, люблю Марию,

В унынии бессмертие влачу…

Где крылия? к Марии полечу

И на груди красавицы почию!..»

И прочее… все что придумать мог, —

Творец любил восточный, пестрый слог.

Потом, призвав любимца Гавриила,

Свою любовь он прозой объяснял.

Беседы их нам церковь утаила,

Евангелист немного оплошал!

Но говорит армянское преданье,

Что царь небес, не пожалев похвал,

В Меркурии архангела избрал,

Заметя в нем и ум и дарованье, —

И вечерком к Марии подослал.

Архангелу другой хотелось чести:

Нередко он в посольствах был счастлив;

Переносить записочки да вести

Хоть выгодно, но он самолюбив.

И славы сын, намеренья сокрыв,

Стал нехотя услужливый угодник

Царю небес… а по-земному сводник.

Но, старый враг, не дремлет сатана!

Услышал он, --">