Хана Сенеш , Лея Гольдберг , Рахель Блувштейн , Наоми Шемер , Рахель Морпурго , Сара Шапира , Анда Амир-Пинкерфельд , Тирца Атар , Иохевед Бат-Мирьям , Фаня Бергштейн , Мирьям Бернштейн-Кохен , Иона Волах , Зельда Шнеерсон-Мишковски , Рина Клинова , A. аргалит , Ривка Мирьям , Эстер Рааб , Далия Равикович , Ализа Тур-Малка , Хедва Харехави , Пуа Шалев-Торен , Бат-Шева Шариф , Елизавета Ивановна Жиркова-Быховская - Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

страстей, типичного для стихов Рахел. Элегическое начало, тихая грусть о невосполнимых утратах и несбывшихся надеждах — преобладают в лирике Элишевы. Она не была сионисткой, хотя и прожила четверть века на земле Израиля. И если, издав в молодости две книги стихов на русском языке, она потом писала только на иврите, это объясняется лишь тем, что древний и вместе с тем молодой язык очаровал и покорил ее. Сама поэтесса писала в своей автобиографии: «Меня очень увлек и воспламенил этот язык сердца и грез…» Литературная критика по праву называет ее прозелиткой иврита, подчеркивая уникальность этого явления. Литературовед X. Торен справедливо отметил во вступительной статье к сборнику ее стихов «Ялкут ширим» (1970):

«Поэзия Элишевы, как и поэзия Рахел, дополняет то, что отсутствовало в свое время в стихах ее современников мужчин. Мы имеем в виду легкость мелодии, утонченность чувств при передаче интимных переживаний, простые и чистые настроения, от которых поэзия нашего поколения успела отдалиться на изрядное расстояние. Легко и естественно, без риторики и украшательства передает поэтесса свою тихую тоску по крупице счастья и душевного покоя, которые природа отпускает нам так скупо».

Если поэтессы, о которых мы говорили ранее, пришли к Эрец-Исраэль и ее древней культуре издалека, из других стран и других литературных миров, то Эстер Раб — дочь Израиля. Ей не пришлось привыкать к суровым сельским будням с их нелегким трудом под палящими лучами солнца — она познала их с молоком матери в Петах-Тикве. Не было необходимости и специально приобщаться к языку Библии и пророков, ибо на иврите она произнесла свои первые слова и другого языка в детстве не знала. Естественно, что в поэзии Эстер Раб зазвучали совсем другие нотки — резкие, подчас даже колючие, подобно характеру многих сабр (местных уроженцев). И не случайно свой первый сборник стихов она назвала «Терновники» (1930). В ее поэзии пейзажи, запахи и голоса родины — не экзотика, не предмет умиления и восхищения, а естественный фон привычной, будничной жизни. Поэтому в ее стихах так много образов и сравнений, заимствованных не из книг, легенд и сказаний, а прямо из живой природы и реального быта. О своем возлюбленном, например, она пишет: «Ты — как эвкалипт после бури: // усталый, сильный, качаешься на ветру». В минуту отчаяния она восклицает: «Спрячу в песке лицо свое, // как верблюд, ищущий пропавшие следы». Если для нашего европейского уха эти сравнения звучат экзотически и непривычно, то для уроженцев страны они совершенно естественны.

Критика сразу обратила внимание на то, что в стихах Эстер Раб нет обычной для женской поэзии мягкости, материнской сердечности, интонаций сострадания. Стих ее, крепко сколоченный и вполне материальный, демонстрирует характер, силу, независимость, подчас даже с элементами агрессивности. В некоторых ее любовных стихах женщина, а не мужчина задает тон, командует, навязывает свою волю:

«Всю ночь за собой, по трудным дорогам, // в цепях неразрывных тебя волочила» — признается она в одном из ранних своих стихотворений. В другом стихотворении поэтесса предупреждает:

«Ты будешь так меня любить, // что ежедневно сердце твое будет разрываться, // ибо не стану подругой твоей навеки…»

Любовь ее сильная, гордая, требовательная, мятежная, бескомпромиссная. Но и ей ведомы минуты женской слабости и отчаяния.

Эстер Раб говорит «на равных» с царями и пророками: «Семь раз окунусь в море // и пойду навстречу другу моему Давиду… // А с Деборой под пальмой // буду пить кофе и беседовать… о войне и обороне…»

Совсем иного склада поэзия Иохевед Бат-Мирьям. Во многих отношениях она и Эстер Раб — антиподы. Конкретности, «вещности», предметности, энергии стихов Эстер Раб противостоит абстрактность, расплывчатость, зыбкость, неопределенность поэтических настроений и образов Иохевед Бат-Мирьям. А ведь и она, подобно Эстер Раб, выросла на лоне природы, в деревне, в семье сельского мельника. Но деревня эта была белорусской, и ее семья была лишь маленьким островком в чуждом и враждебном мире. Отец, набожный хасид и фанатичный приверженец учения Хабад^[3], обучал своих детей святому языку, Библии, еврейским законам и обычаям, с самого раннего возраста прививал им любовь к своему народу и его духовному наследию. Но впечатлительная и чуткая Иохевед воспитывалась также и на русской классической и современной литературе, --">