Георгий Астахов , Алексей Елисеевич Крученых , Сергей Митрофанович Городецкий , Михаил Запрудный , Константин Юст - Алая нефть

десятки – повсюду

Свалились амбалы в позорную груду.

То дремлют, то вшей на рванье своем крошат.

И ждут, отупев, чтоб досталась им ноша.

Подходит хозяин. Вскочили толпою,

Бранятся, дерутся со злобой слепою.

Потом по верблюжьи пригнутся и спину

Подставит под тяжесть, веревку закинут.

И рабская радость по пыльной дороге

Погонит за хлебом усталые ноги.

Довольно позора! Свергайте насилье!

Все ваше полей и садов изобилье!

Для вас благовонием пенятся розы,

И гнутся под тяжкими гроздьями лозы.

Для вас корабли и дворцы и верблюды,

И жемчуг озерный и горные руды.

И песни Хейама и нега кальяна.

Лишь ноги рабочих достойны сафьяна.

Сорвите лохмотья! Шелка Кашемира –

Вот ваша одежда, властители мира!

Кофе

Тебя сбирала девушка нагая

По зарослям благоуханной Явы.

Как ящерицу, дико обжигая,

Ей кожу сделал рыжей луч кудрявый.

Замучена полуденной работой

К любовнику, такому же нагому,

Она бежала в лунное болото

К сплетенному из вешних прутьев дому.

И там кричали, радуясь, как дети,

Что труд прошел, а ночь еще продлится,

Показывая на жемчужном свете

Блестящие от долгой ласки лица.

С утра голландец с ремешковой плеткой

У пристани следил за упаковкой

Клейменных ящиков и кровью кроткой

Окрашивал тугую плетку ловко.

Потом с валов могучих океана

Корабль срезал бунтующую пену,

Пока в каюте мягкой капитана

Купцы высчитывали вес и цену.

До пристани, закутанной в туманы.

Томились, гордо засыхая, зерна,

А там, на Яве, кровяные раны

На девушке горели рыже – черной.

Вот отчего, когда кипит в фарфоре

С отливом золотистым черный кофе,

В мозгу встает желаний буйных море,

Душа тоскует вдруг по катастрофе.

Взорвать Европу! Снять с дикарской воли

Бесстыдство злое купли и продажи!

Плетей не надо для цветов магнолий,

Не надо солнцу океана – стражи!

Отмстить за бешенство бичей ременных!

Пусть хищники в туман уйдут кровавый!

Да здравствует свобода угнетенных

Во всех краях, как на болотах Явы!

Михаил Запрудный

На алых крыльях

Мы мрачные тюрьмы и ржавые цепи разбили.

Мы город тоски, черный город неволи сожгли

и в смелые формы пылающей были

отлили мечты изумленной земли.

Нам вечное море, свободное вечное море

в певучем прибое о солнце слепящем поет.

Как радостно-весел в безбрежном просторе

из мрака ночей алых крыльев полет!

Александров. 1918 г.

На баррикадах

Наши умы – динамиты,

яркие искры – сердца.

Эй, паразиты,

ждите конца!

Нами прорыты подкопы,

в каждом таится снаряд.

Тюрьмы Европы

скоро взлетят!

Искры сольем в злое пламя,

вспыхнет вселенский пожар.

Выше взвей знамя,

слышь, коммунар!

Реже бьет враг из засады;

дерзкая рать, приударь!

На баррикады,

юный бунтарь!

Наши умы – динамиты,

яркие искры сердца.

Эй, паразиты,

ждите конца!

Александров. 1919.

Победим мы!

Мы – птицы Воли. Расправив крылья,

из царства тьмы, где правит гнет,

в страну, где солнце, где нет насилья,

мы устремляем свой полет.

Враждебны скалы. С шипеньем гады

нас злобно жалят из темных нор.

Но победим мы! Порвем преграды

и с песней выйдем на простор.

Пусть злые волны встают из глуби,

пусть тучи гневны, и грозен гром,

мы узы мрака сплеча разрубим

коммунистическим мечем.

Камышин. 1919 г.

Город взят

Всю эту ночь гудели батареи,

над городом мерцали вспыхи свеч,

большое зарево, кроваво пламенея,

росло, как лавы огненная течь.

Весь город был во власти жуткой ночи,

а душу улиц жал железный страх,

и кто то черный в знойных кольцах корчи

безмолвно дох на тихих площадях.

Струилась кровь… Ночь в ранах истекала,

поила лужи утренней зари…

В текучей дымке над большим вокзалом

торжественно аэро воспарил.

Прошли победно стройные колонны,

ревели глотки медных труб им вслед.

Суровый город тюрем, тоски и стона

стал красным штабом солнечных побед.

На площадях, где женщин истязали, –

знамена, речи, слезы и экстаз…

О славен миг, когда благословляли

на новый подвиг бурно толпы --">