Рюрик Ивнев , Велимир Хлебников , Бенедикт Константинович Лившиц , Давид Давидович Бурлюк , Василий Васильевич Каменский , Константин Аристархович Большаков , Тихон Васильевич Чурилин - Московские мастера

–

Дрожь ног за любовь приму.

5.

И кожей одной и то ты единственна.

Рюрик Ивнев

«Господи! Господи! Господи! Темный свод небес…»

Господи! Господи! Господи! Темный свод небес,

Монастырская душная келья,

Мне в холодное, мертвое сердце

Полоумный и сладкий бес

Льет преступное, сладкое зелье.

Неужели бритвой зарезаться?

Господи! Господи! Господи! Гордый, злой, пустой

Дух пляшет в несчастном теле

И выпячивает свои губы.

Одинокий и холостой –

Я в своей холостой постеле

Буду мертвым, колючим, грубым…

«Поют глупые птицы…»

Поют глупые птицы,

Тает кружевной снег,

Трескаются хрустальные льдинки,

Пляшут солнечные паутинки.

На набережной ругаются не злобно

Грузчики песка и кирпича.

Такое голубое небо,

Как будто на гениальной картине.

Изображающей боль и радость

Кольцеобразной весны.

Мне хочется кружиться до смерти

Вокруг поскрипывающих деревьев

И подбрасывать камушки в воздух

Совершенно прозрачный и голубой.

Тихон Чурилин

Яркий ягненок

Поэма

Вступление.

1. Из города горнего, где легкие лебеди

На луч черноогненный воду сменяли

И так и забылися в старческом лепете –

Я вывел свой яркий и яростный ялик.

5. О, див далечайший, – детство печальное,

Кольцом тебя слободы въявь окружали.

А древнее озеро, лоно венчальное,

Затмилось от дыма и дива кружала.

9. Трактирное действо, – ты див изумительный.

Ягненок ярчайший, я там и учился.

И в мозг мой, как в море, поток твой стремительный,

Все льется и бьется – сквозь смерть просочился.

13. Там люди как лебеди – черные, старые,

Там хор очарованный кругом кружала.

Я дальний, отверженный, – я царство вам дарую

Вы, нежные нежити, в жуть ваших жалоб.

17. О, черное озеро! Красным те пламенем

Старинный кирпичник кроваво обрамил.

И небо сторазно сверкающим знаменем

Плывет и недвижно, как тронное правило,

21. Над зданием. Знаменем! Знаменье дивное –

Вы в озере скверну великую зрели,

Вы, люди нелепые, плесень противная.

Нет, очи открытые диво прозрели:

24. Да, озеро очное действо трактирное.

Вы, бороды, волосы, разные масти –

Тростник огнепышащий, пламя всемирное.

Вы в недрах народных извечные снасти.

Укромный ужин

Из книги «Март-младенец».

Пришел, умылся, светлый сверток взял,

Достал кусочки, близкие ужасно.

Вложил в уста и стал апрельски ал,

Взволнован тихо, теплый ежечасно.

И мертвый март, я чую, снова жив,

Но жив желанно, рост роскошный возле.

Я плачу светло – я, уже не мне,

Впервые в темь огонь апрельский розлив.

Первый грех

Первый грех против марта – мертвею.

О, маца мертвородная, страшно….

Светлый свет позабывчиво вею

Снова, снова, – на новые брашна.

Миртом март, помертвев, покрываю.

Милый мирт мой – ты лавр жестколистный.

Знает сердце: (скрывает) – срываю

Я последний аканф нелучистый.

Давид Бурлюк

Монолог уличновстречного

Н. Н. Евреинову.

  Камни, стены, чугунные решетки…

  Что ждать? Кого искать?…

Он:

  – «Люблю рассматривать, блуждая, души витрин,

  Всегда нарядные представительно;

  Я фантазер ведь, покаюсь, немного действительно.

  И времени своему господин.

– Здесь этой – ажурные дамские панталоны

И корсеты, не жмущие ничьих боков –

(Руки упорных холостяков);

……пылким любовникам вечные препоны;

А вот: это для меня важнее, «все что угодно дамской ноге»!..

Я так давно обувь ищу Сатирессе

Знаете… встретил ее экспрессе,

Идущем русской зимней пурге….

– Не могу сказать, каком она роде:

Не то солнечный луч, не то туман…

Разбросив запахи лесных полян,

Она была одета шикарно «по моде»,

А когда топоча побежала панели буфету,

Я вдруг заметил: да ведь она босиком!!

Мечусь теперь, мечусь по свету,

Озабочен ее башмаком…

  И сколько не видел столичных витрин,

  Заметьте, башмачник забыл о копытце!.

  Для всяких размеров старался аршин,

  Но все это даме моей не годится….

  Окончательно…

«Кинулся – камни, в щелях живут скорпионы…»

Кинулся – камни, в щелях живут --">