Рюрик Ивнев , Велимир Хлебников , Бенедикт Константинович Лившиц , Давид Давидович Бурлюк , Василий Васильевич Каменский , Константин Аристархович Большаков , Тихон Васильевич Чурилин - Московские мастера

скорпионы…

Бросился бездну, а зубы проворной акулы…

Скрыться высотах? – разбойников хищных аулы.

Всюду таится Дух Гибели вечнобессонной!

Веер весны

Посв. Сам. Вермель.

Жемчужный водомет развеяв,

Небесных хоров снизошел,

Мне не забыть твой вешний веер

И примаверных взлетов бред…

Слепец не мог бы не заметить

Виденьем статным поражен:

Что первым здесь долине встретить

Я был искусственно рожден.

Дм. Вараввин

Сокол

В сини всхлипнул хилый всплеск –

Сокол балованный кружится,

Он длинным летом гладит лужицы,

Заклюет облака – клочья кинет на лес.

Лишь вечер недовольно свис –

Укололся о когти, колена померкли.

Лей же вздохи в высь ли, вверх ли!

Ведь в выси, ведь в выси вонзается свист!

Поезд

Г. Винокуру.

Струя. Белый нектар.

Видишь, пьян, нов,

Он выпил, глазастый некто,

Тяжелое вино.

Когда ж там осмотрелись,

Как шевелил бровями,

В гул шпал, рельс

Уныло взревя:

Да,

Это не шутка – такого тяжелого

Не осилит и великан.

Вздох. Всхлип. Куда, куда?…

Лязгнув хвостом, канул

В сизое олово.

«Приливами удушен…»

Приливами удушен,

Зубами пену вод рву,

Я за жемчугами плыву,

И даже ветер развесил уши,

Как лопух листья во рву.

Значит удачен будет улов

И, как волна – водолаза,

Белками желтых глаз

Лелею смутное слово.

Дек. – Январь 1916 г.

Николай Асеев

Выход эскадры

Бухта, семья военных кораблей, полуприкрыв огни, стоит в ожидании. Влетает подбитая миноноска. Разговор флагов.

Адм. Дредновт.

Миноноска! Дорогая моя!

Откуда ты? Что с тобой?

Дитя волной оберегаемое,

Ты приняла – такого роста – бой.

Миноноска.

Они гнались за мной до входа,

Но было судьбой так велено,

Я ударила в бок смертельно

Одного. Он ушел умирать под воды.

Но их много. И с черных палуб

Неустанно текли блистанья,

Я рану свою зажала,

Под волн рукоплесканья…

Адм. Дредновт.

За мной! В боевой порядок!

Снаряды к холодным устьям!

В ответ золотому яду

Серебряный крик испустим!

(Уходят один за другим).

1915 г.

Донская ночь

Когда земное склонит лень,

Выходит легким шагом лань.

С ветвей сорвется мягко лунь,

Плеснет струею черной линь.

И чей-то стан колеблет стон,

То может – Пан, а может – пень,

Из тины – тень, из сини – сон,

Пока на Дон не ляжет день.

Константин Большаков

Женщинам

Вы ведь не поверите, – я только фикция,

Уличный, вечерний дым,

Расскажите, что на Египет нападали гиксы,

И он, все-таки, не остался пустым,

Вы ведь не поверите, что мрамор душен,

И что мраморную душу можно задушить,

Это тем, которым так послушен,

Из алмазов капель бриллиантовая нить.

А вам капель шум казался ли уменьшенным

Ледяным бесстрастьем снежных гор,

Это – всем, в глаза глядевшим женщинам,

Мой ответил взор.

Напишу, а потом напечатаю,

И родное будет далеко,

Ведь смешно обкладывать мраморную душу ватою,

А это так приятно и легко.

«Поднимаюсь и опускаюсь по зареву…»

Поднимаюсь и опускаюсь по зареву

Распалившихся взоров тысячных толп,

И нелепо апплодируя в глаза ревут

Уличные суматохи, натыкаясь на трамвайный столб.

Затыкаю уши рукоплесканьями слепых аудиторий,

И гул мостовых обрушивается, как тяжелый и мокрый компресс,

А в моем тоскующем и нарумяненном взоре

Есть еще много и много разных чудес, –

Голые женщины в бездонном изумруде,

Замки и академии седобородых королей

И по пустыням бестрепетности уносящаяся на верблюде

В равномерном качании путаница мировых ролей.

И все разыграно до миниатюры мизинца,

И голоса упакованы в изящный футляр,

А я, небрежностью реверанса атласного принца

Перепутываю па подернувшихся пылью пар.

Николай Бурлюк,

Девический колчан

Л. С. Ильяшенко.

Я бы не стал немного веселее

Когда б не вспомнил юношеский стан.

Я бы не верил сломанным устам

У статуи заброшенной аллеи,

Когда бы бронзовый фонтан

Не рос стеблем струи живее.