Игорь Васильевич Северянин , Иван Васильевич Игнатьев , Димитрий Александрович Крючков - Оранжевая урна

женственным ликом Христа

  славлю я.

Нож, с размаха разящий быка в дымном смраде

 зал скотобойни –

  я славлю.

Торреадора, сорвавшего в агонии жемчуговое шитье своей куртки,

 груду кровавых, подернутых паром, кишек на арене и чернаго,

 с розовой пеной у рта, быка, быка,

 несущаго смерть на конце крученаго рога –

  я славлю.

Землю, брошенную гигантскими пальцами, как

 мяч в голубой провал вселенной

 и грохот движения круглых планет, –

  славлю я.

Милую ласточку, мелькнувшую изящной тенью

 под белым и сонным в сумерках озером,

Легкий девичий след на снегу, –

  славлю я.

Душное дыханье орхидей и нарциссов,

Пламень ароматных желтых свечей черной мессы,

Воспаленныя губы, укус

 и сцепленный поток тел сплетенных

  я славлю.

Тихую Христову рабыню, приносящую каждое утро

 полевыя маргаритки и мирты к престолу Девы Марии, –

  я славлю.

Я славлю Галла, жилистым кулаком разбившаго мраморную герму.

Волчью стаю бледных и безумных поджигателей храмов, музеев и фабрик –

  я славлю.

Пыльную тишину переулков стараго города,

 монету старинную,

 мертвый шелк бледной робы,

 старинную книгу с застежками и

 с гравюрами на шаршавой бумаге

 и пудренную пастораль –

  я славлю!

Царственный соловей

Это май-баловник, это май-чародей

Веет свежим своим опахалом

К. Фофанов

Фофанов родился и умер в мае. В лучезарные сады поэзии из мира иллюзий прилетел соловей на землю в голубые сумерки янтарных повечерий и принес заоблачные мелодии, вдохновенные поэзы, тиховейные немою теплотой в томленье красоты. И видел Он в матовой бирюзе благовонных вуалей палевых вечеров весны:

…сыплется в избытке красоты

«Душистый снег весны – черемухи молочной

«Весенние цветы, как девы непорочной

«Отвергнутой любви невинные мечты.

«Душистый снег весны – опавшие цветы!

И пока выпевал перекатные трели в смородинном кусте залетный соловей, Поэт-Соловей рыдал и слезы ландышами расцветали на Парнасе и на изумрудной опушке земли. И звенели бубенчики ландышей в меложичном трепете загадочной весны: всегда влюбленно, всегда божественно. И упоились очарованные люди серой птичкой, – и розовой, златоперой, перламутровой казалась им Она. И сладостно уязвленные люди уже не могли довольствоваться земным: они чувствовали, что окрыляются, чувствовали, как неведомая сила отрывает их от земли, но взлететь не могут, – сердца грузны и бескрылы.

И рыдают они, заглушая соловья стонами отчаянья.

…Соловья оттолкнули земные жалкие восторги, и, оскорбленный, он улетел.

…Страдающие люди, в поисках утешения, – собирают нетленные ландыши – Его слезы.

Константин Олимпов

Эгопоэзия в поэзии

Из первородной туманности родилась жизнь. Загорелись в опрокинутой вселенской чаше яркие звезды. Темные планеты стали замыкать незримые орбиты. Родилось движение, родилось время, родился человек. Природа отразилась в его представлении ярко и образно, непонятно и божественно. Страх перед смертью, так неожиданно обрывающей нить жизни, желание чем-нибудь продлить свое кратковременное существование, заставил человека создать религию и искусство. Смерть создала поэзию. Долгое время поэзия и религия были связаны неразрывно до тех пор именно, пока наконец небо не перешло на землю. Но с самого раннего периода жизни человека у последнего возникает мысль всеобщего синтеза. Он стремится найти ту незримую нить, которая могла бы связать credo всех людей. Перед нами проходит целый ряд философских учений Египта, Греции, Рима, еще безмолвного, спящего в голубых снегах Севера, и ярко-красочного и экстазно-позывного Востока. Египет признает свое бессилие. Пустыни наполняются пирамидами. Все тлен. Все проходит и все повторяется вновь. Восток создает Нирвану. Греция – Красоту. Три --">