Игорь Муханов - Командировка на Землю

косичек

с утра стегают воздух, как коня…

Скажи, куда сквозь ржавчину привычек

несёт он удивлённого меня?

А степь встаёт столбами рыжей пыли

до облаков, и факельным огнём

времён Чингиза освещает были,

в которых мы по-прежнему живём.

Твои векам угодные призывы,                    

чтоб я семью сынами в юрту врос,

рождают серебро у листьев ивы

и в сердце – мельтешенье жёлтых ос.

Я оберну стрелу китайской лентой,

пущу – стрела укажет красный путь.

Поют цикады – верная примета,

что встретимся с тобой когда-нибудь.

Что скалы не смутят своим оскалом

и бег коня услышат там и тут…

Вон Шамбала – звенят её цимбалы,

знамёна в небе – облака плывут!

Алтайская осень

Словно Золушка, в полдень сорит высота

лепестками прозрачными мухи.

Флорентийские краски вбирает Алтай

в каменистые поры Белухи.

За медвежьей межою – Монголии гонг

и верблюжьи сутулые юрты.

Сам Бог Азии здесь… Красотой занемог,

сквозняками от пыли продутой!

Высота высотой помыкает, в снега

уходя, как художник – в работу.

И орлиные гнёзда отыщет нога,

и больничных сиделок заботу.

По биению пульса колючих ключей,

по цветку на шершавой ладони

загадаешь и стаи крикливых грачей

и сады с Вифлеемской звездою.

Осень скажет, как рыбе в реке зимовать,

как молиться на старые сани,

если панцирной сеткой темнеет кровать

перелётных гусей над лесами.

Так жену разлюбив, доживает свой век

хан монгольский в роскошном жилище,

в половину седую – ещё человек,

в остальную – уже пепелище.

Над Алтаем, как яблоки, звёзды висят,

и ближайшие к нам поселенья –

Орион и Плеяды – в ночи говорят

языком самого просветленья.

Осень вымажет руки в брусничной крови,

вся – как выстрел, раздавшийся к сроку,

вся – безумная, вся – в двух шагах от любви,

вся – в надёжных руках, слава Богу!

Стеклянные дожди

Стеклянный дождь над лугом, посмотри:

снуют стрекозы и кромсают воздух –

нарезывают стёкла для витрин,

в которых ночью отразятся звёзды.

Стеклянный дождь отличен от дождя,

струны и геометрии Эвклида.

Он в венах ищет, вен не находя,

и одержим грехопаденьем вида.

Сквозь капли снов, букашек и стрекоз

виднеются аттические дали

и Рай, и воздух едет, словно воз,

бесшумно нажимая на педали.

Так далеко видать — во все концы

своей души, когда повсюду лето,

и бабочка с пучком энергий Ци

с утра в живую радугу одета.

Как будто бы связующую нить

с бытописаньем, всей его трухою

кузнечик обязался распилить

к заходу солнца зубчатой ногою.

Отечество, стеклянные дожди

и ливни крыльев шумных у колодца!

Как будто всё, что было — впереди,

и всё, что будет, к нам ещё вернётся.

Алтай

Здесь Минотавр с глазами человека

в ущельях горных, истину алкая,

свою тропу прокладывает к веку

художника-бродяги Таракая.

Взяв за основу снежные громады,

что падают в румяные озёра,

Владыка гор на арфе водопада

играет утро с просветлённым взором.

Ворочается Золотая дева

в кургане, утонувшем в разнотравье,

желая всем, кто за Алтай радеет,

удел героя и защиту навью.

Придёт ли дождь – висит хрустальной люстрой,

придёт ли жук, и дятел спозаранку

творит своё нехитрое искусство,

смолой кедровой заживляя ранку.

Земной Эдем… Лишь в трепете несмелом

коснуться можно его нежных радуг!

И даже трактор в поле тарантеллой

встречает утро – от весны подарок.

В марте

Марта льды кружатся у забора:

зацепились вновь за облака!

Их скупает оптом за оболы

горная строптивая река.

Просыхают пятнами на ткани

тени, и не высохнут никак.

--">