Алексей Цветков - Вместо послесловия

савельев

и ясно что не нужно больше лезть по жухлым доскам в сердце фейерверка дед объяснил вот это смерть и есть раз больше низ не отличить от верха

кто там в голубоглазой вышине уже в разводах кровеносной сетки в ночную смену вспомнит обо мне все выдумка спокойной ночи детки

naming and necessity

если зонд погрузить глубоко этажами в минувшее чтобы там на третьем валерка хрипко поступивший с горшка в долбоебы

развлекал несусветной пургой аж вся личность под кепкой болела со второго валерка другой нас ведь всех тогда звали валера

не берусь описать как они не в скупые же втискивать строки коротали дальнейшие дни отбывая казенные сроки

утром школа к потемкам кровать вспоминать до оскомины кисло по-другому детей называть не имело в той местности смысла

сквозь гриппозный туман из окна с ухажорами к осени строже словно ангел сочилась одна но валера наверное тоже

над самим как в роддоме лежал в воскресенье покуда не съеду занесли было этот кинжал но удар нанесли по соседу

но отсюда без разницы нам персонажей в космической драме различают не по именам а по биркам потом с номерами

* * *

небесный кораблик сигналы зажег в гирляндах ночной водоем окрестные крысы столпились в кружок тихонько попеть о своем

неведомый такт отбивают хвосты в пейзаже руин и колонн слова их и ноты предельно просты и даже не каждая в тон

поют грызуны о добре и о зле зубастым работая ртом о том как мы жили на нашей земле и что с нами стало потом

а в черной воде утопают огни сомкнулась над светом вода откуда так тщательно помнят они что было меж нами тогда

до боли родные за тысячу лет в оврагах вокруг ебеня как жаль что в живых тебя все-таки нет взглянуть если нет и меня

совиный ансамбль подпоет вдалеке взметнется крысиный хорал случайный младенец в людском теремке со страху портки обмарал

а звезды все сыпятся сослепу вниз и месяц скрипит в колее под музыку визга под пение крыс душераздирающее

пятое января

еще вождям не вынесло мозги парсуны сквозь буран гуськом висят их и шастают по пустырям москвы советские коты семидесятых

вот недоросль таким и я бы мог влюблен с порога не меняя галса когда стихи еще сбивали с ног и от восторга рот не закрывался

в чьем объективе комната светла в год провидения в мой срок отъезда горизонталь накрытого стола покуда полночь в небесах отвесна

и надо чтобы с прежними одна сумела словно точка узловая втесниться в фокус справа от окна мой предотъездный сон не узнавая

но жизни предначертанной тайком на световые годы впрок напортив в канун волхвов под звездным колпаком где угораздило сидеть напротив

уйми меня я что-нибудь навру меж верстовыми высвечен стволами потерянный пока течет во рву вода в которой память растворяли

увенчанные встречей вечера пока не тронутые порчей лица не ведают на что обречена в подземный морок вмятая столица

есть атавизмы посильней чем ты мысль в старости стремительнее тела отсюда лица нежные желты и челюсть словно роща поредела

и вот теперь когда коты мертвы то есть вожди но и коты туда же искрят снегами пустыри москвы под тучами в тысячелетней саже

мы возвратим пространству имена которые нам наобум давали неповторима память и нема лишь речь во рту но и она едва ли

никто

столбы в каннелюрах столетние щели черкни и заветное втиснуть недолго молитва начальнику виолончели петиция конунгу верхнего конго коль скоро нас в эту реальность родили мы с детства сюда пресмыкнуться ходили

ни взгляда на землю ни отклика с неба леса сведены и сомнения тяжки похоже что мы тут последняя смена толпимся сжимая в ладошках бумажки под клекот курантов клыкасты и буры от крови скребут в облаках каннелюры

редеют фотоны над зубчатым краем сочится судьба из щербатого блюдца привычная местность где мы умираем а наши молитвы в стене остаются и в ней каменеют а камни крошатся никто не торопится в дело вмешаться

как будто

там погреб например и мы его открыли недобрая рука подбросила ключи лавины плесени и кубометры пыли столетний обморок

--">