Илья Львович Френкель - Причал

ритме:

Нас разомкнуть — и вовсе нет меня.

Вот льется дождь и внятно говорит мне:

«Иди со мной, ведь я тебе родня.

И ты и я — состав одной природы, —

Ты ею чувствуешь и мыслишь с нею в лад,

Перемогаешь все ее невзгоды.

Она щедра, и, значит, ты богат.

Ступи под мокрый занавес погоды, —

Тебе ковры раскинул листопад».

3

Жаль тех, с кем дождь не говорит,

Кому не светят свечки листопада,

Чей выход в мир ненастьями закрыт, —

Им никого, кроме себя, не надо.

Чью кровь смирил-заговорил застой,

Движенье мысли запер самомнением.

Как жаль больных: смертелен их покой,

Не нарушаемый смятеньем.

А осень в зиму перейдет —

Снег празднично и смело засверкает.

Мне по душе мороз, сугробы, лед —

Все, что к движению толкает.

Больных мне жаль: их добровольный плен

Живительных не примет перемен…

«Из земли — хоть в стужу да наружу…»

Из земли — хоть в стужу да наружу —

Так и лезет новая трава.

Вот и я молчание нарушу:

Может быть, не вымерзнут слова.

Слово за слово — посеешь строчку,

И не как-нибудь, не вкривь, не вкось, —

Радуешься первому росточку,

Может, и не вымерзнет. Авось…

Примутся. Потом укоренятся,

Побегут меж ними муравьи,

И разведчицы крылатой нации

Понесут корзиночки свои.

С Танганьики до реки Таруски

Журавли потянут в вышине,

В рифму, по-зулусски иль по-русски —

Иль еще как — подкурлыкнут мне.

«Сейчас на западе — вчера…»

Сейчас на западе — вчера.

На улицах безлюдно.

Воображения игра,

И к ней привыкнуть трудно.

Москва, и вдруг — Владивосток,

И, очевидец дива,

Я вижу парус-лепесток

На синеве залива…

Еще ты спишь. Еще Москва

Пустынна, безмашинна.

Здесь полный полдень — даль морская

Блестит крылами джинна.

Не верю, сам себя щиплю

И слышу крики чаек.

Где б ни был, я тебя люблю

И по тебе скучаю.

«Люблю тебя!»

Люблю тебя! Не преграждай мне путь

Колючей проволокой — перелезу.

Штыку и выстрелу моя открыта грудь —

Придется отступить железу.

Я преисполнен силы колдовской.

Я весь под током — нет сильней заряда.

Утрою страсть — не выдержит преграда

Между тобою и моей тоской,

Перед немым тараном взгляда.

Всю кровь, всю жизнь за счастье отдаю,

И пусть мы оба станем горстью праха.

Что может плазменную сбить струю?

Она прожгла границы страха…

СЕРЕНАДА

В ночном мерцанье цвета вишенного

Мне чудится скопленье звезд.

Но что земному до возвышенного?

Я — тут. Я заступил на пост.

В домах спят женщины и дети.

В саду струится лунный дождь.

Приходят мысли о планете,

Когда впервые на рассвете

Пробился самый первый хвощ.

И, словно в первый день творенья,

Стихотворенье-часовой

Хранит от гибели растенья

И заслоняет их собой…

Вкруг часового тьма таинственная,

И люди спят средь темноты,

А рядом дышишь ты, единственная,

И молча тень моя воинственная

Стоит на страже красоты.

«За Третьяковской галереей…»

За Третьяковской галереей

Сегодня я слыхал скворца —

Он самкам волновал сердца,

Качаясь, как матрос на рее,

На ветке тополя.

                           И мне

Так стало вольно, так беспечно —

Пускай на миг, пусть не навечно,

Поскольку май идет к концу…

Через неделю будет лето.

Поэт всегда поймет поэта —

Я помахал рукой скворцу.

«Четыре года

--">