Юрий Павлович Одарченко - Стихотворения

убит,

И чешуя его блестит,

И ангелы на чердаке

Поют о мёртвом судаке.

* * *

Основа жизни есть сомненье,

Поэзия — дитя его,

Торжественное откровенье

Из хаоса, из ничего.

Тростник колышется в пустыне,

По небу катится звезда.

Всё, что свершается доныне,

Сомненьем движется всегда.

В сомненьи есть очарованье.

О, трудная моя любовь,

В ней даже первое признанье

Сомненьем движимая кровь.

Года, года, как страшно это,

Но сердце бьётся оттого,

Что даже в страшный час ответа

Не изменится ничего.

* * *

Есть в старости свое величье,

Единственная красота.

Нет к людям больше безразличья,

Но есть любовь и простота.

Оделся старец к Литургии

И напомадил два уса.

Но чтоб явиться как другие,

Он одевался три часа.

Проходит прямо, не сгибаясь,

И палкой по камням стучит.

И смотрит каждый, улыбаясь,

И всякий с ним заговорит.

Смеются смуглые девчата:

«Ведь ты наш дедушка мороз»,

А проходящие солдаты

Отдали честь совсем всерьёз.

Летя в небесной колеснице

И подымая ветерок:

«Что старче, ломит в пояснице?» —

«Перед грозой, Илья Пророк».

* * *

В перетопленных залах больницы

Сумасшедшие люди кричат.

Но я вижу окраины Ниццы

И луга, где коровы мычат.

Вот приходит высокий и строгий

Над людьми властелин — психиатр.

Он им стукает палочкой ноги,

Начиная привычный театр.

Подошедши к моей вероломной кровати,

Долго имя читает, поднявши очки:

«Это русский? Скажите, с какой же он стати

Здесь лежит?» — говорит, расширяя зрачки.

И потом прибавляет, высокий и строгий,

Улыбаясь концом папиросы своей:

«Если русский, — наверное, думает много,

Вероятно, о спутниках. Слушайте, эй!»

Но я вижу поэта в приветливой Каньи:

С книгой ходит, и белые чайки летят…

«Эти русские, просто одно наказанье»,—

Говорит психиатр, а больные кричат.

* * *

На палубе работают матросы,

Над морем пролетают альбатросы.

У печки погибают кочегары,

В прохладе нежатся ленивые гагары

Как пароходу минуть мины,

Вокруг которых плещутся дельфины.

Сам капитан в бинокль глядит

И видит в море рыбу-кит.

Киту привольно и отрадно,

А капитану так досадно:

Что море дремлет, солнце блещет,

Но в лихорадке флаг трепещет.

* * *

Сидят надменные вельможи

На тронах. Их пятнадцать тут.

Один сказал: «Великий Боже,

Ведь нам, пожалуй что, капут».

Другой взглянул на статуэтку,

Из кости жёлтого слона,

Поставил в книжечке отметку

И возразил: «ещё весна».

А третий молвил: «Миловзоры!»

Четвертый, пятый и шестой

Чертили пальцами узоры

На слое пыли вековой.

Седьмой, восьмой и два девятых

(Они ведь были близнецы)

Жевали пряники из мяты

И все молчали мудрецы.

Одиннадцатый и другие

Вдруг крикнули: «Банзай, банзай!»

И за слова свои благие

Живыми были взяты в Рай.

* * *

Сгибаясь, смуглые девицы

Несут корзины спелых ягод.

Из этих ягод вареницы

На всю деревню хватит на год.

Уселись девушки на травке,

Кто ножку трёт, кто шьёт платок,

А кто пришпилил на булавке

К прическе розовый цветок.

Опять старуха на пороге:

«Эй, девки, живо за водой».

И снова тянется дорога,

Ведущая на водопой.

Сгибаясь, смуглые девицы

Несут с водою кувшины.

И пением свободной птицы

Все вздохи их заглушены.

Они садятся не на травке,

Теперь уж поздний вечерок.

Ложатся в темноте на лавки,

Им светит сорванный цветок.

* * *

Меня не любят соловьи

И жаворонки тоже.

Я не по правилам пою

И не одно и --">