Михаил Давыдович Львов - Стихотворения

снова полный сил,

И я друзей за сон благодарил.

За ясный взгляд, за поцелуй во сне

Спасибо вам, приснившиеся мне.

1943

Пехотинцу

Ты прошел от Польши до Волги,

И от Волги обратно до Польши,

И дальше,

И ты видел, сколько земли на земле,

Ты шел усталый,

Опираясь порой на винтовку,

Плечи резал ремень.

Мешок вещевой

К спине прирастал, словно горб.

И когда ты снимал мешок перед сном —

Спина еще долго

Чувствовала его.

Ты наклонялся к земле

И комьями брал снег

И ел его,

Тоскуя о дальнем тепле и доме.

А если не было снега,

Ты ветер холодный пил, как родник:

Откроешь рот —

     и ветер гудит во рту.

Грязь прилипала к сапогам,

Вода проникала к ногам.

Сколько дорог намотал ты

На кирзовые свои сапоги.

Если тебе удавалось

     к танкистам подсесть —

Ты спал на танке.

И танк тебя, словно дом,

Окутывал драгоценным теплом.

Ты заходил в украинские хаты,

И девушка лет восемнадцати

Снимала тебе сапоги.

И ты долго

В хате чужой перед сном,

Как в детстве,

Играл с мурлыкавшей кошкой

     в полоску,

И звал ее «тигрой»,

И давал ей консервное мясо,

И засыпал на соломе

С безмерной тоскою о доме.

Ты проходил танковые поля,

Где распластанные гусеницы

Лежат,

Как перебитые позвоночники.

Ты ел хлеб,

Обстрелянный из пулемета.

Алюминиевая трофейная фляга

На боку у тебя висела.

С лицом простым, как шинель,

Ты прошел от Польши до Волги

И обратно

И дальше до Вислы,

До Шпрее —

И ты понял,

Что нет ничего

     лучше отчего дома,

Который

     как родина в родине,

И ты научился

     не отдавать его другому.

1944

«Я смотрел на твою фотокарточку…»

Я смотрел на твою фотокарточку

     при каждом удобном случае:

Стоя на танке,

Кладущем клетчатые следы

     на чернозем,

Сидя на тюке сена

     на летящей на запад платформе,

В госпитале

     у переднего края,

Где раненые

     лежат на соломе

       кругом,

Где я выходил на воздух

     плакать о человеческой жизни.

В полях, где мы

     убивали врага

И жалели сады под огнем,

В краях, где мы танками

     землю вспахали,

Где половина наших друзей

   полегла,

Где освобожденные полонянки

     посылали нам поцелуи,

А бандеровцы стреляли

     из-за угла.

В домах, где матери божии,

     окруженные сиянием,

Мне казались

     похожими на парашютисток.

На марше, в пути,

когда мы переходили границу

(Это было в полдень.

Дождь

     на асфальте кипел,

Мы протирали стекла кабин

     рукавицами,

Чтобы лучше видеть

     Европу,

И перед въездом туда

     я опять на тебя посмотрел).

И там, где лежали

     под ногами

       немецкие артисты

     из немецких журналов,

Где ветер шумит,

     чужую листву

       в чужих садах шевеля,

Где два потока крови

     (немецкой и русской)

       текут не сливаясь,

Где смотрит на нас

     из гранита

       чужая земля…

Твоя фотокарточка

     всюду была

       со мною.

Так будет и дальше —

     до самого дня

       окончанья войны.

Легкие нам наполняя

     воздухом

       танкового боя,

Приходит решительное лето,

     и встретиться

       скоро мы должны.

1944

«Ревя на повороте и подъеме…»

Ревя на повороте и подъеме,

Идет наш танк. Пока вдали враги,

Мы ночью спим на танке, как на громе.

На жалюзи мы сушим сапоги.

Согревшись, засыпаешь на мгновенье,

И вновь со дна, куда его ты вверг,

Не досмотрев рисунки сновиденья,

Сознание карабкается вверх,

И хочется уснуть наполовину,

Прислушиваясь к грохоту лавины,

--">