Бенедикт Константинович Лившиц - Волчье солнце

Бенедикт Константинович Лившиц Волчье солнце Вторая книга стихов

Репродукция картины Васильевой

Вступление

Рисунок А. Экстер

Бенедикт Лившиц

Пьянитель рая

Пьянитель рая, к легким светам

Я восхожу на мягкий луг

Уже тоскующим поэтом

Последней из моих подруг.

И, дольней песнию томимы,

Облокотясь на облака,

Фарфоровые херувимы

Во сне качаются слегка, –

И, в сновиденьях замирая,

Вдыхают заозерный мед

И голубые розы рая,

И голубь розовых высот.

А я пою и кровь, и кремни,

И вечно-женственный гашиш,

Пока не вступит мой преемник,

Раздвинув золотой камыш.

Пальма праведника

Возврат

Александры Экстер

Едва навеянный Евтерпе,

Изваивая облака,

Из вай, вечерний златочерпий,

Ты тронешь стебли тростника

О золотом закате пены,

Приречном посреди стрекоз,

На бледный луг, тобой забвенный

За розами метаморфоз,

И принесешь уклоны крылий

И собранный вечерний сок

Влюбленной больше райской пыли

К загару отроческих щек.

Целитель

Белый лекарь, недозрелый трупик

Большеглазого Пьеро,

Вырастивший вымышленный тропик

В мартовское серебро.

Нет, не пыль дождливого клавира,

Ты стесняешь белизной

Все широкие слова на эро,

Все слова в целебный зной.

Колыхаясь белым балахоном

Туфле в такт и сердцу в такт,

Праведник в раю благоуханном,

Вот – нисходишь на смарагд.

Некролог

О тропике трепетный клоун,

Из крапин запретных рябо

На всем балахоне, во что он

Играл головой би-ба-бо?

На счастие в лилии перед

Америкою тишины

Он замер и севером мерит

Отпущенниц райской весны,

Чья полузнакомая вера

Смарагдами ограждена

В широкое слово на эро,

Бежавшее строгого сна.

Снега

Степь

Раскруживайся в асфодели,

В рябые сонмища галчат:

По пелене твоей звучат

Упорные виолончели.

И луковицы взаперти

Забудь тепличными цветами –

Вздыбясь щербатыми крестами,

На повороте расцвети.

Логово

В тычинковый подъяты рост

Два муравьиных коромысла –

Из нищей лужи рыжий мост

Уходит к севам Гостомысла,

И паутинная весна,

Забившаяся в угол клети,

По темным угородам сна

Трепещет посреди веретий.

Тепло

Вскрывай ореховый живот,

Медлительный палач бушмена:

До смерти не растает пена

Твоих старушечьих забот.

Из вечно-желтой стороны

Еще недодано объятий –

Благослови пяту дитяти,

Как парус, падающий в сны.

И, мирно простираясь ниц,

Не знай, что, за листами канув,

Павлиний хвост в ночи курганов

Сверлит отверстия глазниц.

Ночной вокзал

Давиду Бурлюку

Мечом снопа опять разбуженный паук

Закапал по стеклу корявыми ногами.

Мизерикордией! – не надо лишних мук.

Но ты в дверях жуешь лениво сапогами,

Глядишь на лысину, плывущую из роз,

Солдатских черных роз молочного прилавка,

И в животе твоем под ветерком стрекоз

Легко колышется подстриженная травка.

Чугунной молнией – извив овечьих --">