Светлана Менделева - Игра в слова

привык.

Здесь розов башенных стен кирпич,

и густ колоколен звон.

Лубок раскрашенный. Но не китч, —

гравюра других времён.

А семь пробьёт на больших часах,

и ставни прикроет бар.

Всем на прощание: «Гуте нахт»,

а, может быть, «Бон суар».

Давай же выпьем за то, чтоб так

и плыть нам, покинув док.

Пока хранит нас во всех портах

нестрогий дороги Бог.

Гулять по миру, что вечно нов,

и нас никогда не ждёт.

Всем на прощанье: «Хороших снов»,

а, может, «Лехитраот».

* * *

Приближается время страданий и боли,

Приближается время старения плоти.

Дух, привыкший, как пух, кувыркаться в полёте,

Так боится неволи…

Приближается бремя нелёгкого плуга

И неловкой улыбки чужого участья.

Полагаю свободу условием счастья

И подобием круга.

Пахнет вечер уютом, пирог карамелью,

Но пуста тишина, как сиротства примерка.

И кончаются праздники без фейерверка,

Оставляя похмелье.

ЧАС ДО ВОЙНЫ

Солнце жалит поселок мёртвый,

где любые слова неловки,

и границы реалий стёрты

близким эхом бомбардировки.

Зноем залиты мостовые,

море плавится синей негой…

Все сегодня пока живые.

А что завтра, — покажет небо.

А мы смеёмся и пьём вино…

Ведь на нас — никакой вины,

что от нас на машине час

до войны.

Нету будущего. Застыло

время летнее на исходе.

И граница фронта и тыла

по пустынным садам проходит.

И, привычное к сводкам с детства,

крутит музыку поколенье.

Но в театре военных действий

продолжается представленье.

А мы смеёмся и пьём вино…

Ведь на нас — никакой вины,

что от нас на машине час

до войны.

Рассыпаются взрывы эхом

по сверкающей глади водной.

Те, кто мог уехать, уехал.

Вход и выход — пока свободный.

И нельзя перестать надеяться,

хоть недели длинны и вязки.

Но в театре военных действий

далеко еще до развязки…

А мы плачем, и пьём вино…

Ведь на нас — никакой вины,

что от нас на машине час

до войны.

НОЯБРЬ

Скоро ноябрь грянет,

и неба грани покажутся темней…

В дом постучит кручина,

да нет причины дружить с ней.

Выпит до половины

настой рябины, рубиновое дно.

Бросил огонь каминный

край тени длинной на окно.

Ветер задует лампу.

Обняться нам бы, но рядом воет мрак…

Верно, что счастье кратко.

И вроде сладко, да не так.

Осень в наряде байковом,

наливай-ка нам пьяного вина!..

Сердцу согреться дай же,

а что там дальше, неважно.

Там за спелыми травами

станем равными с камнем и листом.

И прорастём смородиной

в огороде мы потом.

Выпит до половины

настой рябины, рубиновое дно…

Осени глаз совиный

косит невинно на окно…

ВОЙНА И МИР

Другая резолюция, масштаб.

Урок. Пунктирных веток почерк мелкий.

В тетради общей профили и стрелки, —

рисунок ручкой в уголке листа.

Каракулевый воротник пальто,

что скроен в ателье из старой шубы.

И запах сигарет. Касанье в губы.

Не может быть, я мышка, я никто…

В Останкино январь. Киоск, мороз.

И пончики с лотка у снежной бабы

в платке пуховом. До эпохи Барби,

до первой пустоты в глазах без слёз…

Срывает солнца золотой туман

с сугробов рыхлой ночи полог млечный.

И мой любимый мальчик, первый встречный,

мой первый исторический роман.

В углу страницы — профиль. Прошлый век.

За форточкой — весенняя химера.

Урок литературы, образ Пьера.

Война и мир. И снег, летящий вверх.

СНОВА ОДНИ

Мы снова одни на осенней планете.

Друг к другу легко вспоминаем дорогу.

Всё дальше орбиты, где кружатся дети.

Всё ближе сюжеты, где тень и тревога…

В гостинице пусто. В глуши деревенской

за ужином к месту вино и усталость.

И шницель, как вальсы, и легкий, и Венский.

И жизни — еще половина --">