Марк Соломонович Гроссман - Синева осенних вечеров

кто-нибудь.

— Да… да… конечно… не иначе… —

Скажу я, голову клоня, —

Мир на другого стал богаче,

Он стал беднее на меня.

1975

ВОРЧИШЬ ПОРОЙ, НОЧАМИ МУЧАСЬ

Ворчишь порой, ночами мучась,

Гудит с устатку голова.

Такая каторжная участь —

В свой лад сколачивать слова.

Такая сказочная доля —

Услышать, ношу скинув с плеч,

Многоголосую, как поле,

Тобою вспаханную речь.

А где то поле? В поле что там?

В ином не сыщешь колоска,

Лишь, изъязвленная осотом,

Лежит болотная тоска.

Подчас и колос — лишь полова,

В нем лживый вкус, обманный вес,

Известно, что основа слова

Чужда ничтожности словес.

Иную речь отыщешь разом,

Иной глагол — года лови

Вот так же, как находят разум

На колдобоинах любви.

…Молчишь и маешься ночами,

Чтоб обрести на речь права.

Когда слова́ сильней молчанья —

Тогда лишь тратятся слова.

1976

ВОСПОМИНАНИЕ О ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИВИЗИИ

Ах, станет сердцу жарко,

Как вспомнишь те годки, —

Родная Пролетарка,

Московские полки!

Среди дивизий славных,

Каленых добела,

Среди своих и равных

Ты первая была.

И в радости, и в горе

Всегда в ряду с братвой,

Я был твой стихотворец

И знаменосец твой.

На праздничных парадах

Живая шла скала,

Шагала наша радость,

И гордость наша шла.

И с нами Вечный город,

Державы всей душа.

Мы шли, на вязь собора

Равнение держа.

Бывало так — тирады

С ухмылкой плел простак:

— Парады, что ж — парады,

А на войне-то как?

Мы усмехались: — Шпарьте…

Работали вдвойне.

Одной из первых гвардий

Ты стала на войне!

Года бегут, и ярко

Мне виден первый полк,

Родная Пролетарка,

Знамен багровых шелк,

И молодость, и сила,

И первых строчек след,

И Родина Россия,

Которой двадцать лет.

1977

И ПИР БЕЗ КРАЯ УГНЕТАЕТ

И пир без края угнетает,

И в тягость женщина, когда

Молчит и терпит, как святая

На дыбе вечного суда.

Нет, бабы спорят, как парламент,

Что утром встал не с той ноги,

И мир дерется и горланит,

Свои не пряча синяки.

Он, этот мир, совсем не робок,

И на его лице бойца

Печати местных нервотрепок,

Рубцы немецкого свинца.

1977

ПОРОЙ ОТ ВЗДОРА САТАНЕЮ

Порой от вздора сатанею.

Нет, это, право, не умно:

Я был вселенной, стану ею,

Как хлеб насущный и вино.

И злой дурак, и добрый гений

Мы в землю все в свой срок уйдем

Могучей плотью удобрений,

Тяжелым градом и дождем.

Мы старше. Старится планета.

Трубит во славу истин медь.

И мы исчезнем. Трудно это

Живой душе уразуметь.

И все ж с усердием педанта

Не станем зря искать ответ,

Уж коли Пушкина и Данта

Не пощадил наш белый свет.

1977

КОГДА ХМЕЛЕЕТ ГОЛОВА

Когда хмелеет голова

От женских губ и от полета,

Я понимаю птиц слова

И голос бурого болота.

Я различаю речь берез,

И бормотание стрекоз,

И жениха кукушки

Гаданье у опушки.

И мне становятся тогда

Ночей понятны крохи:

Молвь городов (она горда)

И деревенек вздохи,

Ворчливой молнии укол,

И ржи рифмованный глагол,

И мерный говор лета,

И первый клик рассвета.

Я слышу гиканье и гам

Артели воробьиной,

Коней беседы по лугам,

И рек мотив старинный,

Колодца брошенного вскрик,

И ветхой мельницы язык,

И шум оглохших сосен.

Чей диалог несносен.

Когда хмелеет голова

От женских губ и от полета,

Ты понимаешь, как права

Любовь, поднявшая кого-то,

Любовь, способная разжечь

Земли таинственную речь,

И слух ее, и зренье

Вместить в стихотворенье.

1977

ВОЗНИКАЮТ ЖЕЛАННЫЕ ЛИЦА

--">