Стефан Цвейг - Смертный миг

Стефан Цвейг Смертный миг

Достоевский. Петербург, Семеновский плац. 22 декабря 1849 года

Сонного подняли ночью, поздно,

Хрипом команды, лязгом стали,

И по стенам каземата грозно

Призраки-тени заплясали.

Длинный и темный ход,

Темным и длинным ходом — вперед.

Дверь завизжала, ветра гул,

Небо вверху, мороз, озноб,

И карета ждет — на колесах гроб,

И в гроб его кто-то втолкнул.

Девять бледных, суровых

Спутников — тут же, в ряд;

Все в оковах,

Опущен взгляд.

Каждый молчит —

Знает, куда их карета мчит,

Знает, что в повороте колес

Жизни и смерти вопрос.

Стоп!

Щелкнула дверь, распахнулся гроб.

Цепью в ограду вошли,

И перед взорами их — глухой,

Заспанно-тусклый угол земли.

С четырех сторон

В грязной изморози дома

Обступили площадь, где снег и тьма.

Эшафот в тумане густом,

Солнца нет,

Лишь на дальнем куполе золотом —

Ледяной, кровавый рассвет.

Молча становятся на места;

Офицер читает приговор:

Государственным преступникам — расстрел,

Смерть!

Этим словом все сражены,

В ледяное зеркало тишины

Бьет оно

Тяжким камнем, слепо, в упор,

И потом

Отзвук падает глухо, темно

В морозную тишь, на дно.

Как во сне

Все, что кругом происходит.

Ясно одно — неизбежна смерть.

Подошли, накидывают без слов

Белый саван — смертный покров.

Спутникам слово прощанья,

Легкий вскрик,

И с горящим взглядом

Устами он к распятью приник,

Что священник подносит в немом молчанье.

Потом прикручивают крепко их,

Десятерых,

К столбам, поставленным рядом.

Вот

Торопливо казак идет

Глаза прикрыть повязкой тугою,

И тогда — он знает: в последний раз!

Перед тем, как облечься тьмою,

Обращается взор к клочку земли,

Что маячит смутно вдали:

Отсвет сиянья,

Утра священный восход…

Острого счастья хлынула к сердцу волна…

И, как черная ночь, на глазах пелена.

Но за повязкой

Кровь заструилась, кипит многоцветною сказкой.

Взмыла потоком кровь,

Вновь рождая, и вновь

Образы жизни.

Он сознает:

Все, что погибло, что было,

Миг этот с горькою силой

Воссоздает.

Вся жизнь его, как немой укор,

Возникает вновь, струясь в крови:

Бледное детство, в оковах сна,

Мать и отец, и брат, и жена,

Три крохи дружбы, две крохи любви,

Исканье славы, и позор, позор.

И дальше, дальше огненный пыл

Погибшую юность струит вдоль жил.

 Вся жизнь прошла перед ним, пролетела,

Вплоть до минуты,

Когда он стал у столба, опутан.

И у предела

Тяжкая мгла

Облаком душу заволокла.

Миг,—

Чудится, кто-то сквозь боль и тьму

Медленным шагом идет к нему,

Ближе, все ближе… приник,

Чудится, руку на сердце ему кладет,

Сердце слабеет… слабеет… вот-вот замрет,—

Миг, — и на сердце уж нет руки.

И солдаты

Стали напротив, в один ослепительный ряд…

 Подняты ружья… щелкнули звонко курки…

Дробь барабана, раскаты…

Дряхлость тысячелетий таит этот миг.

И неожиданно крик:

Стой!

С белым листком

Адъютант выходит вперед,

Голос четкий и зычный

Тишину могильную рвет:

Государь в милосердье своем

Безграничном

Отменить изволил расстрел,

Приговор смягчить повелел.

Слово

Странно звучит, и нет в нем смысла живого,

Но вот

В жилах кровь начинает снова алеть,

Ринулась ввысь и тихо-тихо запела.

Смерть

Нехотя покидает тело,

И глаза, повязку еще храня,

Ощущают отсвет вечного дня.

Потом

Веревки распутываются палачом,

Повязку белую чьи-то руки

С висков, пламенеющих от муки,

Сдирают, как с березы пленку коры,

И взор, возникнув вновь из могилы,

Неловкий еще, неверный, хилый,

Готов с иною, с новою силой

Былые прозреть миры.

И он

Видит: там, за дальней чертой,

Разгорается купол золотой

И пылает, весь озарен.

Дымной встают грядою

--">