Егор Кизим - Овощи души

затертый.

Для чего ему туча–жена?

Тебе нравится каждый четвертый,

Ну, а мне, к сожаленью, одна.

Что ты лезешь ко мне? Убирайся,

Натяни свой телесный чулок.

Если он тебя просит — отдайся,

Пусть узнает, что ты — королек^[1].

Отрывок из поэмы «Задарма»

Часть 1

Весна. Овации. Кобзон.

Гнусавит кто‑то в микрофон.

На площадях туда–сюда

Снуют ударники труда.

Один — горбат и сиволап —

Купил говядины. Доволен.

Улыбка ржаво расцвела.

О, боже! Как он измусолен!

Другой, корябая затылок,

Зажал клешней пяток бутылок,

И заскорузлый пиджачок

Его свисает на бочок.

А третий, с рожей сварабливой,

На самого христа роптал.

Четвертый, с девочкой сопливой,

В очередях судьбу искал.

Буфетчица с обширным брюхом

Дралась со щупленьким главбухом.

(Он для нее не идеал,

Коль суть мужчины потерял.)

На почве глинистой скандала

Валялся скрученный шофер.

Ему, наверно, было мало,

Когда он поллитровку впер.

А в небесах, перед толпою,

Презрев природу и закон,

Сроднившись с черною дырою,

Терзая смачно корнишон,

Плыла корявая Мегера

На дивных крыльях протеже.

Кричали ей: «Слезай, холера!

Ведь F = mg».

Ее ловил философ бледный

Сачком дырявого ума.

От ветра тазик солнца медный

Перевернулся. Часть дерьма

На землю коршуном упала,

И птичка робкая весны

Уже не пела, не свистала,

Мы были все поражены.

Часть 2

Одна ку–ку аристократка

С коня лихого сорвалась.

А дочь ее акселератка

С вальяжным папиком сошлась.

И заединщины просила.

А он ее в театр волок.

Ушла его мужская сила,

Остался только язычок.

Ценивший русского Мессию,

Он получил бы высший сан,

Прогнал жидов и спас Россию

Для православных мусульман,

Но провиденье не спешило

Его за шиворот вознесть.

Знать, оттого его душила

Вялотекущая болесть.

$$$

Свисает с полки гладкий хвостик мыши,

Гнилые тряпочки застыли на полу.

Небритый слесарь, спрыгивая с крыши,

Непротивляется общественному злу.

Обглодан день протезом дряблой ночи,

Зевают доходные ноготки.

Лежит в крови помешанный рабочий,

А рядышком — трясут половики.

Подштанники, качаясь на веревке,

Полапали глумливую луну.

Коровища и божие коровки

Непротивляются общественному сну.

Сожители промозглого сарая,

Знакомые с безжалостным хлыстом,

В последний путь кормильца провожая,

Отрыгивают жеваным листом.

А он лежит, лежит среди развалин,

Избушек, небоскребов и телег.

А на груди его товарищ Сталин —

Простой советский человек.

$$$

Луну, как бледную поганку,

В кастрюле неба варит горе.

Дородный поп затмил крестьянку,

Повесив лифчик на заборе.

И воют волками метели,

И мечутся крысята в клетке,

А муж ея лежит в постели

Описторхозницы–соседки.

А муж ея козою болен,

На телок смотрит без охоты.

А на пальто сидят две моли

С предощущением блевоты.

Влюбилась в конюха крестьянка,

Половики стащили воры.

Луна, как бледная поганка,

А звезды словно мухоморы.

$$$

Тонкий месяц светит слабо,

Скособенившись чуть–чуть.

Проспиртованная баба

Села в лужу отдохнуть.

Нос — червивая картошка,

Губы — смоль сковороды.

По щеке гуляет блошка

Цвета ночи и мечты.

— Гей, вы, звезды–проститутки,

Гей, ты, месяц–фраерок.

На --">