Ольга Федоровна Берггольц - Февральский дневник

Ольга Берггольц ФЕВРАЛЬСКИЙ ДНЕВНИК

1

Был день как день.

Ко мне пришла подруга,

не плача, рассказала, что вчера

единственного схоронила друга,

и мы молчали с нею до утра.

Какие ж я могла найти слова?

Я тоже — ленинградская вдова.

Мы съели хлеб,

                            что был отложен на день,

в один платок закутались вдвоем,

и тихо-тихо стало в Ленинграде,

Один, стуча, трудился метроном…

И стыли ноги, и томилась свечка.

Вокруг ее слепого огонька

образовалось лунное колечко,

похожее на радугу слегка.

Когда немного посветлело небо,

мы вместе вышли за водой и хлебом

и услыхали дальней канонады

рыдающий, тяжелый, мерный гул:

то Армия рвала кольцо блокады,

вела огонь по нашему врагу.

2

А город был в дремучий убран иней.

Уездные сугробы, тишина…

Не отыскать в снегах трамвайных линий,

одних полозьев жалоба слышна.

Скрипят, скрипят по Невскому полозья.

На детских санках, узеньких, смешных,

в кастрюльках воду голубую возят,

дрова и скарб, умерших и больных…

Так с декабря кочуют горожане

за много верст, в густой туманной мгле,

в глуши слепых, обледеневших зданий

отыскивая угол потеплей.

Вот женщина ведет куда-то мужа.

Седая полумаска на лице,

в руках бидончик — это суп на ужин.

Свистят снаряды, свирепеет стужа…

— Товарищи, мы в огненном кольце…

А девушка с лицом заиндевелым,

упрямо стиснув почерневший рот,

завернутое в одеяло тело

на Охтенское кладбище везет.

Везет, качаясь, — к вечеру добраться б…

Глаза бесстрастно смотрят в темноту.

Скинь шапку, гражданин.

                                 Провозят ленинградца,

погибшего на боевом посту.

Скрипят полозья в городе, скрипят…

Как многих нам уже не досчитаться!

Но мы не плачем: правду говорят,

что слезы вымерзли у ленинградцев.

Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало.

Нам ненависть заплакать не дает.

Нам ненависть залогом жизни стала:

объединяет, греет и ведет.

О том, чтоб не прощала, не щадила,

чтоб мстила, мстила, как могу,

ко мне взывает братская могила

на Охтенском, на правом берегу.

3

Как мы в ту ночь молчали, как молчали…

Но я должна, мне надо говорить

с тобой, сестра по гневу и печали:

прозрачны мысли, и душа горит.

Уже страданьям нашим не найти

ни меры, ни названья, ни сравненья.

Но мы в конце тернистого пути

и знаем — близок день освобожденья.

Наверно, будет грозный этот день

давно забытой радостью отмечен:

наверное, огонь дадут везде,

во все дома дадут, на целый вечер.

Двойною жизнью мы сейчас живем:

в грязи, во мраке, в голоде, в печали,

мы дышим завтрашним,

                                    свободным, щедрым днем, —

мы этот день уже завоевали.

4

Враги ломились в город наш свободный, —

крошились камни городских ворот…

Но вышел на проспект Международный

вооруженный трудовой народ.

Он шел с бессмертным

                                         возгласом

                                                           в груди:

— Умрем,

                  но Красный Питер

                                                  не сдадим!..

Красногвардейцы, вспомнив о былом,

формировали новые отряды,

и собирал бутылки каждый дом

и собственную строил баррикаду.

И вот за это — долгими ночами

пытал нас враг железом и огнем…

— Ты сдашься, струсишь, — бомбы нам

                                                                       кричали, —

забьешься в землю, упадешь ничком!

Дрожа, запросят плена, как пощады,

не --">